От первого лица. «В реабилитационный центр меня отправила мать»
Наркотики — страшное зло
Как-то раз довелось мне побывать в другом городе. И там я познакомился с молодым парнем, которому нет еще и 30-ти, но который, как оказалось, имеет за плечами опыт попадания в одну нехорошую зависимость и освобождения от нее. В случайном разговоре, узнав, что я из Пензы, он оживился и сказал: «А я был в Пензе, полгода прожил там, только сам город почти и не видел». — «Как это?» — «А так. В реабилитационном центре гасился, в ребе». Тема этих полузакрытых учреждений интересовала меня давно, и тут такое везение, возможность услышать все от первого лица. Я попросил его поделиться своей историей, и вот что он рассказал.
— Жил я себе, жил, употреблял растительные наркотики. Мать у меня взглядов достаточно либеральных, она видела, что я курю, но не пью (не люблю алкоголь), ее это устраивало. Но только до той поры, пока я не начал курить в режиме 24/7. Я тогда работал, неплохо получал, поэтому покупал закладки часто. В итоге привык к гашу так, что стал забивать на друзей, на текущие дела. То есть мое пристрастие уже плохо влияло на мою жизнь. Видимо, это и сподвигло матушку на такую крайнюю меру. И как-то утром я проснулся, а передо мной два крепких мужика: «Молодой человек, собирайтесь, вы подозреваетесь в вооруженном нападении (на какую-то там бабульку), Вас засекла камера».
Я сначала подумал, розыгрыш, вечером друзьям приколюсь, расскажу. Но после того, как меня вывезли из города на трассу, напрягся. Полез в карман за перцовым баллоном и ножом — их там нет, а знала о них только мать. Тут я понял, что это она тех ребят ко мне привела. Они, чтобы я успокоился, сделали мне какой-то укол, и я уснул. Проснулся уже на подъезде к Пензе. Купили мне бутылку пива, я выпил. После этого привезли в какой-то 3-хэтажный дом, с заклеенными окнами. Мы зашли, я смотрю, там все стоят в кругу, обнявшись, молятся. Завели в кабинет к консультантам, спрашивают: «Есть проблемы с наркотиками?» Я стал говорить, что нет, не знал еще, что мама про меня им все рассказала. В ответ на мое «нет» мне как дадут в лоб, я аж на диван присел. Подходят, опять спрашивают. Я повторил, «нет». Мне пух, пощечину. Хотя меня незаконно там удерживали, но перед дорогой дали бумажку подписать, как оказалось, о том, что я добровольно еду сюда и добровольно буду здесь находиться.
Первые три дня там называются «золотые дни», ничего не надо делать, хочешь — спи, никакого расписания. Но вот потом... В общем, после этих трех дней я спускаюсь, мне дают папочку с заданиями, тетрадочки. Мне говорят: «Вот, ты входишь в семью, добро пожаловать». Все коротко рассказали немного себе. Объяснили, что теперь я включен в программу («12 шагов») и обязан делать то, что надо, по распорядку, иначе будут страдать все — круговая порука. Да, давления коллективного, психологического и даже физического там хватает, отжимания, приседания, лишение сна... Я сопротивлялся как мог, до последнего. Но все-таки постоянное эмоциональное напряжение ломает — я так же, как и все, прогнулся под общие правила. Но в чем-то и система подстроилась под меня. Например, я атеист и вегетарианец — и даже в той обстановке я не молился с другими и не ел мяса. Со временем мои принципы оценили, стали готовить мне пищу только из растительных продуктов.
— А что за папочки и тетрадочки, которые тебе выдали?
— Задания писали. Сам по себе распорядок там довольно плотный. В 8 подъем, 15 минут на то, чтобы помыться, почистить зубы. Потом первый перекур, зарядка, уборка, завтрак. Дальше утреннее собрание, это, по сути, стукачка: каждый друг про друга рассказывает, про его косяки. Потом писанина заданий в эти тетрадочки, причем их не просто надо написать, а вычитать при всех, предварительно встав в очередь на вычитку. Например, задание «Иллюзия», т. е. иллюзия отвлечения внимания. Задание пишется по схеме «ситуация–мысли–чувства–итог». К примеру, ситуация: прихожу домой пьяный, девушка начинает накаляться, что я опять напился. Меня простреливает мысль: «что ты ко мне пристала, вон смотри, какой я ремонт сделал»; чувства: злость, негодование, возмущение, ярость; итог: ругачка с девушкой, скандал. Только надо расписывать подробней, а то могут не принять. И тут ты вычленяешь иллюзию свою: причем здесь ремонт, ведь речь не о нем, а о том, что я напился. Принимают задания либо консультанты, либо те, кто уже выполнил и хорошо разбирается в них. И таких ситуаций разбираешь великое множество и потихоньку проходишь все ступени самоанализа. Причем если задание не приняли, его надо переписать. После обеда по расписанию лекция, потом свободное время, можно читать, но только литературу по программе. Но если за тобой косяк, ты тратишь свое время на его исправление. Например, где-то матюгнулся, на тебя поступила инфа об этом, и за одно только слово «п....ц» 10 раз пишешь в тетрадь примерно такое: «Русский язык — один из самых распространенных языков в мире, миллионы людей считают его родным. О нем восторженно отзывались русские писатели от М. В. Ломоносова до наших современников. Прекрасный мастер слова И. С. Тургенев называл русский язык великим, свободным и правдивым и добавлял: «нельзя верить тому, что такой язык был дан не великому народу»...» Помогает, постепенно перестаешь ругаться. Я там, кстати, и курить бросил, хотя стаж курильщика 11 лет. Консультанты подсобили. Я им сказал: «Не выпускайте меня в курилку, хочу завязать». Они ответили: «Окей», а остальных предупредили: «У нас брат хочет бросить курить, поэтому если кто-то даст ему сигарету, зажигалку или просто затянуться, все будут лишены перекуров на день, либо все будут писать».
Бросать было в разы тяжелее, чем в обычной обстановке, потому что в реабилитационном центре три радости: поесть, покурить и лечь спать, не считая фильмов по выходным. И ты, получается, одну радость от себя отсекаешь. Тут сработало дело принципа. Я просто не смог потом клянчить разрешения выйти в курилку, это было бы унизительно для меня. Сначала ломало жестко, через пару недель стало легче. Один бутиратник тоже вслед за мной заявился, но у него стержня внутри нет вообще, слился сразу. Как роллтон какой-то, его кипяточком полей, он сразу размякнет. Я и задания вовремя писал, время свое научился грамотно распределять. В общем, со временем меня там зауважали, даже доверять стали, на улицу выпускать. Они смотрят, а парень-то — нормальный пацан, не важно, что татухи везде, кольцо в носу, серьги в ушах, главное, что слово свое держит.
— В целом пожалел, что там побывал?
— Несмотря на жесткость, многие вещи там имеют смысл. Я оказался в ребе по своей вине. Так что дело не в том, что место неадекватное, а наоборот: я делал неадекватные действия, из-за чего мамка решилась на неадекватное действие, и я оказался в неадекватном месте. Так может, тогда все адекватно? Это хорошо, что я не попал в тюрьму с закладкой какой-нибудь. И я попытался извлечь из этого места максимальную пользу, все равно деваться было некуда. Я начал заниматься спортом, опять же, чтобы не разбить никому лицо. Ситуаций напряженных много, а напряг как-то надо снимать... Там очень много психологии и создана такая система, которая вынуждает тебя знания, которые ты получаешь нон-стопом, с 8 утра до полуночи, применять на практике. И в итоге ты отходишь от употребления и при этом не чувствуешь себя ущербным, ты завязал не потому, что не можешь, а потому, что не хочешь. Там все сделано для постоянной напряжухи, специально. Консультанты так и говорили: «Надо учиться проживать стресс». Я там прожил кучу такой фигни, что теперь, когда выхожу на улицу, а на меня там бабка ругается, то на это уже никак не реагирую. В целом у меня такое двоякое понимание таких реабилитаций. С одной стороны, жесткая дрессировка, с другой, ни один чувак, который там был, солевой ли, героиновый ли, сам бы туда никогда не пошел, а значит, никогда бы не вылез из этой зависимости и, скорей всего, умер бы. А так у них появляется шанс.
Беседовал Георгий Поздняков