Внеклассное чтение. Великая княгиня Мария Павловна — Воспоминания
Татьяна Мажарова
Татьяна Мажарова
Десятилетиями обычный советский человек не знал ничего о личности последнего русского царя Николая II, о его семье, разве что идеологически верные на тот момент установки «долой самодержавие!» были преподнесены во всей красе, а масса политических событий, будоражавших верхушку российского общества в те годы, оставались как-то за кадром. Даже Первая мировая война не освещалась должным образом, ибо во главе угла были лишь большевики и их пламенная деятельность по освобождению угнетенных.

22.jpg

Во времена перестройки все перевернулось: семья Романовых стала вызывать исключительный интерес, в них вдруг увидели несостоявшихся спасителей России, которые делали все, что могли, но теперь уже большевики при поддержке Германии совершили переворот чуть ли не на пустом месте.
Потомки дома Романовых, проживающие за границей, стали вызывать неподдельный интерес, а сам Николай II и его семья, с которой жестоко расправились представители новой власти, были канонизированы Православной церковью. Возможно, не совсем корректно так говорить, но на какой-то момент Романовы стали модными.

Истина, как водится, находится где-то посередине, но чисто психологически люди, оказавшеся на руинах рухнувшей империи словно бы соотносили происходящее с тем тяжелым и неоднозначным периодом, который пришлось испытать нашей стране и пытались найти какие-то ответы в режиме хаоса и неопределенности.

И вот сейчас мы переживаем новый виток интереса к царской семье, отчасти обусловленный ростом влияния церкви на множество процессов в стране или желанием на них влиять. Вопросы исторической правды как-то снова уходят на второй план, остаются эмоции и мистификации.


На этой волне вдвойне интересно почитать мемуары Великой княгини Марии Павловны — дочери младшего брата Александра III — великого князя Павла Александровича, двоюродной сестры Николая II, которая мало того, что была непосредственной свидетельницей большого числа событий, происходившей с членами царской семьи в начале XX века, так еще и сама была человеком удивительной судьбы.

Мария Павловна рано лишилась матери, сначала их вместе с братом Дмитрием воспитывал отец, затем, после его высылки за границу из-за заключения морганатического второго брака, семьей для Марии и Дмитрия стал дядя — московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович и его жена — великая княгиня Елизавета Федоровна. Пора детства — не самая, надо сказать, тяжелая и вполне комфортная по сравнению с теми событиями, которые будут разворачиваться дальше, не была и очень-то счастливой именно с точки зрения ребенка.

Да, изначально у детей был отец, но видели они его очень редко, в основном запоминали праздники с ним проведенные, а именно что рутинным, каждодневным воспитанием фактически занимались няни, причем английские.

Дядя Сергей очень любил детей, однако поступал в вопросах их воспитания опираясь на собственное мнение, а вот его супруга была весьма холодна к ним, попросту говоря смирилась с их присутствием. Интересно, что впоследствии отношения Марии Павловны и тети Эллы ( Елизаветы Федоровны) выйдут на соврешенно другой уровень. Мария до шести лет не говорила по-русски вообще — даже один этот факт несколько шокирует, учитывая статус и происхождение семьи, а сколько других свидетельств какой-то оторванности от окружающей действительности вот так по мелочи встречается в этих воспоминаниях — и каждое словно бы кричит о возможных последствиях, о недальновидности, о странном манерном мирке, который специально ли или неосознанно поддерживался в аристократической среде.
Этих детей ничему систематически не обучали, их образование было каким-то неопределенным (ну разве что мальчикам непременно светила военная карьера), и да, конечно, надо было знать закон Божий и ходить на богослужения. Таким детям не разрешали общаться со сверстниками, заводить дружбу, иметь свое мнение, им вечно подчеркивали особенность их жизненного пути и готовили к церемониальным событиям, но не учили элементарно себя обслужить и принимать самостоятельные решения.

Поскольку автор писала эту книгу уже зрелой женщиной, то она, конечно, попыталась осмыслить впечатления детства и юности сквозь годы и очень часто упоминала что-то из области первого самостоятельного действия: первый раз сама надела башмаки, первый раз собрала вещи, первый раз отправилась в путь без сопровождения. Забавно то, что иногда первый раз окзывался «первым» повторно: например, рассказывая об оборудовании здания школы под госпиталь, Мария Павловна пишет о том, как она с коллегами отмыли все здание от и до, а страниц тридцать спустя говоря уже о другом госпитале, вдруг опять упоминает о том, что впервые убиралась в помещении сама.

0225743.jpg

 С одной стороны думаешь о том, куда смотрели литературные редакторы мемуаров, но с другой становится ясно, что и все остальное написанное не подверглось «причесыванию» и прочим улучшениям текста: в чем в чем, а в неискренности этот текст совершенно нельзя упрекнуть. Как, видимо, важно и необычно было для нее что-то сделать в первый раз самой, и как это было важно — сделать что-то самим всем членам царской семьи, глядишь — и пошла бы история по другому пути.

Вообще, читая о детстве этих людей, хотелось возопить: кто растил, воспитывал нашу элиту, о чем думали? А далее по тексту, по развитию событий даже так: кто вообще правил страной? В мемуарах великой княгини есть и разное монархически-сказочное, даже как сейчас бы сказали — глянцевое: брак (и развод) с шведским принцем, общение с многочисленными венценосными родными на Западе, конные прогулки, путешествия в экзотические страны, балы и прочее — любителям приключенческих ноток в этой книге тоже есть чем поживиться, но лично мне было интересно другое — путь к самостоятельности, путь к себе, умение достойно приспосабливаться к новым обстоятельствам и, конечно, Россия и то, как видели ее представители правящих кругов.

Мария Павловна по возвращении из Швеции полностью посвятила себя помощи раненым, ведь шла Первая мировая война (кстати, едва ли не самая показательная часть текста, из которой понятно, насколько трагически сказалось на России участие в этой войне). Она заново открыла для себя православную веру, причем не ритуального и сухого толка— у нее хорошо получилось соединить в своих поступках и стремлениях лучшие нравственные и практические установки. Она признается в том, что недостаточно знала свою страну, но каждый день ее практической деятельности приносил свои плоды, все понятнее становилось происходящее вокруг и, что совершенно естественно для человека мыслящего и развивающегося, появилось необходимость выразить некоторые оценочные суждения по поводу представителей ближайшего окружения и их поступков.

Некоторые моменты в воспоминаниях особенно эмоционально, описательно остры (убийство Распутина, революционные дни, процесс бегства из России), в такие моменты каждая страница буквально сообщает читателю свой лихорадочный пульс. Кстати, Мария Павловна очень мало пишет о большевиках, фамилия Ленина появляется в тексте всего лишь однажды, она, как это ни покажется удивительным, не пышет ненавистью к врагу, ей гораздо важнее рассказать о тех, кого она любила.

Эти воспоминания очень располагают к себе именно честным эмоциональным балансом. Никакого злословия, хотя и слащавости, причитаний в книге тоже нет. Например, говоря о Николае II и его супруги, Мария Павловна чисто по-человечески, по-родственному им сочувствует, сострадает, но не забывает упоминать и об ошибках, совершенно не оправдывает их.

Автор не пытается объять необъятное и дать однозначную оценку происходившим со страной событиям, однако в мемуарах есть несколько достаточно метких и здравых мыслей и наблюдений о чертах русского характера и об отношении русских к своим царям. Иногда эти мысли горьки, но парадоксальным образом, они на других страницах оказываются свойственны и самой Марии Павловне, так что однозначно можно сказать, что зря она переживала иногда по поводу своей недостаточной «русскости». Да, судьба в конце концов сделала ее человеком мира (о постреволюционном, заграничном периоде ее жизни можно написать отдельный отзыв), но все же русского в ее характере более чем достаточно.

Похожие статьи