Александр Кислов: портрет эпохи девяностых - 2
— Было ощущение, что своим приходом в область в 1998 году Бочкарев как минимум на два года предвосхитил события в стране в плане выстраивания вертикали власти. Можно привести массу примеров, как он и в дальнейшем тонко угадывал грядущие политические и социальные тренды. Если не ошибаюсь, в Пензенской области даже «Юкос» начали гнобить чуть раньше, чем по всей России. Это интуиция?
— Василий Кузьмич был очень информированным человеком в силу своих давних связей и дружбы со спецслужбами, в частности с тогдашним главой регионального УФСБ Валентином Логуновым. Он то и транслировал Бочкареву настроения, которые аккумулировались и анализировались в «главном штабе». И Василий Кузьмич очень четко усвоил парадигму того времени и кремлевский вектор, структурный принцип которого заключался именно в выстраивании жесткой вертикали. Который позже был озвучен публично и стал официальным.
К тому же Бочкарев, ко всему прочему, внутренне был совершенно чужд демократической риторики. Он всегда добивался единоличного влияния, будь он директором автотранспортного предприятия или главой района.
— Помнится, черты, присущие восточному деспоту, в Бочкареве первым отметил пензенский журналист Александр Бахмутов, причем подавалось это как благо, в противовес гнилому западному либерализму.
— Василий Кузьмич совершенно не понимал и не принимал принципа коллективного правления и разделения властей. Да это ему и не нужно было в силу его ментальности. Не случайно он, как только пришел на область, первым делом занялся своим силовым окружением. О том, как «согласовывался» новый начальник УВД, в книге рассказывает экс-руководитель Управления генерал Пронин. Он представлял на это место своего заместителя Валерия Куликова, но правой рукой Бочкарева на этом посту стал Александр Гуляков.
Бывшего начальника регионального УФСБ Валентина Логунова он сначала приблизил, а затем и убрал. Здесь лояльным губернатору руководителем стал его земляк по Нижнеломовскому району Александр Гришин. Гришин — порядочный человек, как, впрочем, и Гуляков, но они были людьми Бочкарева, работавшие с губернатором на доверии. Он долго пытался «приручить» прокурора области Костяева. Никак не получалось. И все-таки спустя некоторое время удалось двинуть на его место Валерия Кошлевского.
Таким образом, силовая линия была полностью выстроена. Силовики его прикрывали, помогая в стремлении стать единовластным правителем. Ну, а остальное было не так сложно. Демократические процедуры формально соблюдались, но реально все решал губернатор. Если формировалось Законодательное собрание, то все кандидатуры депутатов обсуждались в его кабинете. Со временем и в Заксобре, и в Городской думе стали заседать люди с серьезным экономическим потенциалом. Адекватное социальное представительство депутатского корпуса было заменено финансовой состоятельностью. Такой принцип селекции был заложен именно при Бочкареве.
— Тогда же на спад пошло стихийное движение масс. Митинги, характеризующие эпоху Ковлягина, стали менее массовыми, а затем и вовсе прекратились.
— Бочкарев был хорошим социальным психологом, причем не в силу образования, а благодаря природным данным. Он прекрасно понимал сущность русского человека, основу которой составляет патернализм, убеждение в том, что у нас всегда должен быть хозяин. Мы этого хозяина избираем, мы ему доверяем, мы его ругаем, и душа наша спокойна. Потому что нам есть на кого свалить наши беды.
Бывало, приезжаешь к сельчанам, говоришь: уважаемые, вот у вас земля, вот техника и фермы сохранились. Вы хозяева этой земли, объединяйтесь в кооператив. А не хотите кооператива, берите кредиты, пашите свою земельку, производите и продавайте продукт единолично. Нет, они говорят: «Ты нам дай работу». То есть, когда им говорят: бери вилы и с утра до вечера кидай навоз — это работа, потому что они за нее получают фиксированную оплату. А если я на себя работаю — это не работа, а баловство одно. Отчасти именно поэтому малым бизнесом на селе у нас занимаются единицы. Все это кроется в наших традициях, нашем патернализме, который идет черт знает с каких времен.
— «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет; пойдите княжить и владеть нами».
— Именно. Василий Кузьмич все это прекрасно понимал. Помню, когда его избрали, я жил тогда в Саратове, приехал месяца три спустя. Сижу у него в кабинете, заходит помощник: «Там народ на крыльце собрался, требует Вас». Бочкарев ко мне: «Пойдем». Я иду, вспоминаю свои прежние встречи с народом, думаю, что бы мог им сказать сейчас, а он идет уверенно. Врывается в толпу и сразу: «Чего кричите? Ты кто, где работаешь? Почему не на заводе? Какой отгул, работать надо! А ты чего? В чем проблема? Работать надо! Поэтому у вас и нет ничего, поэтому вы и нищие! Какие-то вопросы я услышал, я их решу. Другие не смогу. Все, идите».
Разворачивается и уходит. И все довольны: они увидели Хозяина, которому можно сказать «Дай!», и он даст, или, по крайней мере, пообещает.
И на этой ноте он достаточно долго держался. Я не знаю, сколько нам нужно еще прожить, век или больше, чтобы народ в массе своей понял, что успех каждого зависит от него самого, а не от начальника. В этом и заключается основная трудность перехода к демократии. Потому что демократия, если кратко — это ответственность каждого человека за свою собственную судьбу.
— Тут некоторые коллеги утверждают, что время «великих», мол, прошло. Что, личности человечеству больше не нужны?
— Это смотря в каком контексте рассматривать. Если на уровне цивилизации, то я с этим утверждением категорически не согласен. Не будь пассионариев в любой из сфер человеческой деятельности, мы бы и сейчас жили в первобытной эпохе. Скорее всего, авторы тезиса имели в виду конкретного управленца, но даже в этом случае я бы так однозначно не интерпретировал. Другой вопрос: когда великий один, а все остальные — придурки, это плохо.
Однажды Бочкарев собрал совещание, я тоже был приглашен. Заходит и говорит: «Все, кто здесь собрался — все воры». И все молчат. Хотя далеко не каждый был согласен с этим утверждением. Как у Салтыкова-Щедрина: «Они стояли на коленях, но по глазам их было видно, что бунтуют».
Время таких вот великих, оно пока прошло. Не могу сказать, надолго ли, но я наблюдаю за процессами в регионе, и констатирую, что управленческая парадигма существенно изменилась. Она от единовластия медленно переходит к делегированию власти другим ветвям. Я вижу, что губернатор Иван Белозерцев по своей сущности — человек не авторитарный.
Усилилась роль представительных органов, силовики обрели самостоятельность, общественные движения получили право голоса. СМИ, насколько им хватает смелости и профессионализма, тоже говорят о том, на что решаются. И пока я не вижу, чтобы рты кому-то закрывали, чтобы в отношении прессы были какие-то серьезные репрессии, наблюдавшиеся в начале века. Другое дело, что и СМИ таких уже нет.
— Мне кажется, сегодня взамен государственной нынешние журналисты аккуратно взлелеяли в себе самоцензуру. Это куда проблемней.
— Это так, но эта проблема, согласись, их самих, а не власти.
— Вы сказали, делегирует полномочия. Но кроме полномочий, делегируется еще и ответственность. А оно им (чиновникам) надо?
— Это тоже проблема, и эта проблема, в общем-то, уже губернатора. Систему управления нужно выстраивать таким образом, чтобы чиновники брали на себя не только власть, но и ответственность. Потому что отдуваться зачастую приходится первым лицам. Пример — с обманутыми дольщиками. У нас есть министр строительства, есть соответствующие ведомства и структуры, мэрия, контролирующие и надзорные органы, которые были обязаны не допустить развития ситуации. Но они спокойно наблюдали, как известные застройщики собирали деньги и перекачивали их в другие структуры. А потом говорят: мы обанкротились. Людей стали выводить на улицы с требованием, чтобы губернатор достроил им квартиры.
— Напоминает ситуацию в Кемерово, где только после пожара выяснилось, что здание сгоревшего торгового центра — самострой. А где была мэрия, прокуроры и прочие, когда незаконное здание годами функционировало в центре города?
— Эта система выстраивалась постепенно. Беда России в том, что системы власти нет. Общество сказало Путину: мы согласны, Владимир Владимирович, стройте свою вертикаль. А ее нет! Она оборвана. В промежутке между ним и обществом действует чиновная стихия. И все эти управления и надзоры вырабатывают свои правила игры. Сегодня к бизнесу приходит пожнадзор, завтра санэпиднадзор, послезавтра полицейские, и так далее. Создается впечатление, что все эти органы — на кормлении. Ритуально они выполняют свой регламент, издают формуляры, соблюдают отчетность, проводят проверки, даже иногда находят каких-то блох, но посмотрите, например, на городскую застройку: Пенза продолжает застраиваться в точечном порядке. Не губернатор же выдает разрешение на строительство!
— Но, похоже, бизнес сам с увлечением играет в эту игру. Никто ведь еще громко не сказал: инспектор имярек требует с меня взятку в таком-то размере за то-то и то-то. Видимо, выгодней откупиться и молчать, чем наживать себе дальнейшие проблемы или приводить бизнес в соответствие нормам. И журналисты ничего не могут поделать.
— Это еще одна проблема. При Советской власти каждая критическая публикация «Пензенской правды» обязательно должна была быть рассмотрена на бюро райкома или обкома, и приняты конкретные меры. А сейчас — пиши, пожалуйста. Плевать на тебя, чего бы ты ни публиковал. Все равно ничего не изменится.