Антон Шаронов: «Публичные атаки на меня я воспринимаю как хороший мотиватор»
Газета «Улица Московская» опубликовала интересное интервью с депутатом Заксобрания, гендиректором медиахолдинга «Экспресс» Антоном Шароновым. Наверняка, оно покажется занятным читателям и нашего издания.
Валентин Мануйлов
Сегодня Антон Шаронов руководит медиахолдингом «Экспресс», является председателем комитета Законодательного Собрания Пензенской области по государственного строительству, вопросам местного самоуправления и информационной политике.
Антон Шаронов – один из главных функционеров регионального отделения правящей партии: он входит в состав президиума регионального политсовета «Единой России» и является заместителем руководителя ее фракции в областном парламенте.
После своего возвращения в пензенский истеблишмент Антон Шаронов второй год входит в рейтинг 40 самых влиятельных персон Пензы и области по версии Института региональной политики.
Однако без малого 10 лет назад – в 2013 г. – Антон Шаронов буквально был изгнан из Пензенской области командой тогдашнего губернатора Василия Бочкарева. В связи с этим своеобразным юбилеем «Улица Московская» попросила Антона Анатольевича рассказать об этом этапе в его жизни и о том, какие уроки он извлек из той истории.
Антон Шаронов оговорился, что оценки и мнения, приведенные в нашем разговоре, отражают его личную позицию как гражданина и бывшего бочкаревского чиновника.
– Антон Анатольевич, почти 10 лет назад Вы исчезли с политических радаров Пензенской области. Расскажите, как это было.
– Это было логическим окончанием моей службы у Василия Кузьмича Бочкарева. К тому времени в разном качестве я прослужил в его команде 10 лет. У меня с Василием Кузьмичом были разные отношения. Но, несмотря на все, он воспитывал меня, иногда жестко, но всегда по-отечески.
Однако как раз в 2013 г. начали происходить критические процессы, которые завершились его отставкой в мае 2015 г. Губернатор политически ослабевал и пытался лавировать на противоречиях в своем окружении. А у меня были очень сильные аппаратные противники. И в какой-то момент он поддался их давлению.
– Какие эмоции Вы тогда испытывали?
– У меня до сих пор такое чувство, что он меня предал. Все 10 лет я добросовестно исполнял свою часть негласного «номенклатурного» договора с шефом – честно и самоотверженно выполнял задачи, которые он передо мной ставил. Причем самоотверженно – это не фигура речи, иногда я делал это с ущербом для собственной репутации. Но, когда пришла пора защитить меня, он этого не сделал.
В древнерусском феодальном праве была такая норма: если князь не защищал своих бояр, они имели право уйти на вольные хлеба. Что я тогда и сделал.
– Но Вас же не выбросили на улицу? Предложили какую-то работу?
– Иногда кадровыми предложениями человека прогибали. Если человек соглашался на неприемлемый для него вариант, в будущем его множили на ноль. Мне предложили перейти на работу в Институт регионального развития на должность проректора. Я сделал вид, что согласился. Этот переход начали вовсю смаковать в СМИ как совершившийся факт. Но в институте я так и не появился. Я просто исчез из области.
– А как Вы оказались в Башкирии?
– Там произошла смена руководства Башкирского госуниверситета. Ректором стал Николай Морозкин – выходец из Мордовии, почти наш земляк. У нас нашлись общие знакомые, которые порекомендовали меня ему. Николай Данилович – рафинированный интеллигент (в хорошем смысле слова), ему в команде нужны были опытные чиновники. И мы с ним чудесно сработались.
– Тяжело было на новом месте? Новый регион, национальная республика…
– Ничуть не тяжело. В Башкортостане – сильная политическая культура, там развито гражданское взаимопонимание между начальством и подчиненными. Власть там уважают, а власть уважает сама себя.
Я ведь стал советником ректора БашГУ, уйдя с позиции начальника управления регионального правительства по взаимодействию с правоохранительными органами. В сравнении с должностью в Башкортостане это достаточно высокий статус. Так что меня там сначала приняли по записи в трудовой книжке, а уж потом – по уму.
– Что удивило в другом регионе?
– Удивил порядок, который поддерживается не ручным управлением, а внутренним консенсусом элит и общества, десятилетиями сложившейся цивилизованной культурой социальных взаимоотношений. Поэтому там было проще, чем в Пензе.
Если ты честно занимаешься своим делом, не обманываешь, не подставляешь, держишь свое слово – к тебе относятся соответствующе. Если ты в команде – тебя поддерживают. Нет этого бесконечного ожидания, что вот снимут неугодного начальника и наступит счастье для бездельников. Люди живут и работают в сегодняшнем дне, а не занимаются адвентизмом и сочинением мифов.
Нет такого, чтобы хвост вилял собакой. Там юродивым и интриганам даже шанса не дают, чтобы они формировали какую-то важную повестку. Не позволяют им там и редактировать или саботировать решения главы региона. У нас, в родной мне Пензенской области, руководители высшего звена с навальнистами и «городскими сумасшедшими» чаи гоняли, придавая публичным маргиналам видимость субъектности. А в Башкортостане их на пушечный выстрел к Дому Республики не подпускали. Как-то так…
– Василий Кузьмич не мешал Вам на новом месте?
– А он первое время вообще не знал, что я и где. Мне звонили люди из его окружения, пытались это прокачать. Я отвечал, что меня нет в области. Потом ему пришло уведомление о моем трудоустройстве по линии законодательства о противодействии коррупции. Он позвонил и пригласил назад. Я вежливо отказался. На этом все и закончилось.
– А Вы можете назвать конкретных людей, которые выдавили Вас из Пензы?
– Нет, не могу. Это не Рубцов (В. Н. Рубцов – руководитель аппарата губернатора и Правительства Пензенской области – «УМ») и не Савин (В. А. Савин – заместитель председателя Правительства Пензенской области – «УМ»). Это более могущественные люди из глубинных слоев элиты.
– Но помнится, что Савин озвучил версию, что Вы, будучи в должности главы Администрации Сердобского района, передали имущество в собственность коммерческой структуре.
– Если прямая речь Савина в СМИ соответствует тому, что он говорил журналистам, то он меня оболгал. В эпизоде с Сердобском это могла быть клевета.
Ведь он не мог не знать, что бывший сельхозтехникум был отдан мною, как главой администрации района, в безвозмездное пользование Сердобской епархии Русской православной церкви. Но он заявил в СМИ, что я самовольно сдал его в аренду коммерческой организации. Савин же не думает, что церковь – это коммерческое предприятие.
При этом надо понимать, что, как глава районной администрации, я был встроен во властную вертикаль и исполнял указания вышестоящего персонажа, именно губернатора Бочкарева. А он, между прочим, отреагировал на просьбу управляющего делами Московской патриархии Варсонофия.
– Но Вы, как я понимаю, не предпринимали попыток привлечь Савина к ответственности?
– Я стараюсь быть христианином. Не хочу создавать проблемы человеку, которого жизнь и без того потрепала.
– А почему в 2019 г. Вы на короткое время вернулись в Пензу и оказались в команде Ивана Белозерцева?
– Вернулся по семейным обстоятельствам. Оказался в команде, потому что надо было где-то работать. Иван Александрович любезно предложил место директора Пензенского объединения бизнес-инкубаторов.
Я думал: вот сяду в директорский кабинет, тут все отстроено, все по регламенту – красота! Оказалось, что нет. Там, к примеру, не было элементарной нормативки, которая должна была быть по закону.
Я начал доказывать руководству, что работать так нельзя. Что сложившееся положение дел – это профанация, не бизнес-инкубаторы, а бизнес-богадельни.
Заметьте: делал все культурно, не через голову. Сначала записка министру Торгашину, потом – вице-премьеру Беспалову. Губернатора Белозерцева или премьера Симонова вообще не беспокоил.
В итоге сам составил за минпром проекты недостающих нормативных правовых актов. Министерство по великому одолжению внесло эти проекты на согласование в правительство. Но в сопроводиловке написало особое мнение, что вносимые документы вовсе не нужны и чуть ли не являются плодом моих капризов. Этот невиданный случай управленческой шизофрении убедил меня в том, что из белозерцевской «обоймы» нужно бежать.
И я уехал в Москву, работать в одном из проектов сенатора Олега Владимировича Мельниченко. Это была моя вторая «эмиграция».
– Что Вы можете сказать о белозерцевской команде?
– В ней были разные персонажи. Некоторых я искренне уважаю, некоторых – нет. Но командный дух тогда был один. И он мне не понравился.
Мне кажется, что тогдашнее руководство области испытывало равнодушие по отношению к территории и к людям. Уровень равнодушия зашкаливал.
Все потому, что окружение пыталось держать губернатора в стерильной «зоне комфорта», не допускать его до правдивой информации и принятия на ее основе важных управленческих решений. Наверное, Иван Александрович этому и не сопротивлялся.
На должности в те времена могли назначаться совершенно бестолковые и профнепригодные люди, подобранные исключительно по принципу симпатии или личной преданности вождю.
К примеру, корреспондентки, которые силились управлять всеми отраслями и даже примерялись к креслу депутата Госдумы.
Ну куда вот ты лезешь, спрашивается? У тебя ведь ни опыта, ни знаний, ни общественного авторитета, в конце концов. Нет же, прикрутили на дверь табличку, вписали в трудовую книжку красивый титул – и пошло надувание щек.
Как говорил Олег Мельниченко на встрече с нашим Президентом, авторитет вместе с должностью не передается. И Олег Владимирович абсолютно прав.
А тогда считалось, что не человек красит место, а место человека. Дикость, конечно же. Африканское варварство. Фанатичные любители тотемных стекляшек и выпитых консервных банок.
Все эти кабинетные войны – возня жуков на навозной куче. Эти телеграм-каналы, где лгут и оскорбляют аппаратных оппонентов, унижают честь и достоинство вплоть до ковыряния в постельном белье.
Все это было приговором для слабосильной, немощной власти. В области не было руководителя с политической волей. Поэтому и процветала вся эта вакханалия.
– Все это исчезло?
– Конечно.
– Вы не испытываете политических амбиций? Не хотите войти в состав правительства, например?
– Я человек команды, и мои амбиции мало на что влияют. Работаю там, куда направит секретарь партийной организации, он же губернатор.
Мой нынешний политический и общественный статус меня вполне устраивает. Место работы и род занятий – тоже.
Меня тут некоторые начали с «Экспресса» активно провожать. Это они торопятся.
У меня еще много дел и планов по развитию государственных средств массовой информации. В ближайшие год или два мы их переделать объективно не успеем.
Медиахолдингу нужна стабильность в руководстве. Потому что это живое предприятие со своей экономикой, со своей внутренней культурой. Кадровые и творческие процессы в журналистской среде тоже требуют тонкой кропотливой настройки. Все это нужно буквально чувствовать, держать руку на пульсе каждый день и час. Приказами и резолюциями тут не поуправляешь.
А публичные атаки на меня я воспринимаю как хороший мотиватор. Значит, я все делаю правильно. Пусть атакуют. У меня есть буртасский бронежилет из обожженного кирпича. Мне его Василий Кузьмич передал по наследству.
– Что Вы больше всего не терпите в людях?
– Я стараюсь быть христианином и стремлюсь проявлять смирение в отношениях с людьми. Единственное, что вызывает во мне бурю отвращения и презрения – это Иудин грех.
Иуда Искариот был в общине апостолов чуть ли не вторым человеком, ответственным за бытовую сторону жизни Учителя и учеников. И он предал своих – и Учителя, и учеников, поверив пустым посулам фарисеев. Посулам, за которыми не было ничего, кроме лживой лести и пустых обещаний.