Виктор Кладов: «Память о жертвах террора может и должна объединять, а не раскалывать»

"Пенза-Онлайн"

30 октября — День памяти жертв политических репрессий.

Вчера в Фейсбуке заместитель директора музейно-выставочного центра города Заречного Пензенской области Виктор Кладов, которым он разрешил поделиться и с читателями нашего портала (стилистика и орфография сохранены).

Несколько тезисов о репрессиях. Довольно банальных, нужно признать, но нужных, и в первую очередь — мне самому.
Иногда нужно символически расставить точки над и. Зафиксировать выводы.

1. Есть историческое наследие, с которым хочется себя ассоциировать. А есть то, с которым не хочется. В нашей стране его объявляют «трудным» и исключают из публичного пространства. Однако насколько это правильно?

Глубоко уважаемый мной Михаил Гнедовский когда-то сформулировал две возможные стратегии памяти: «уничтожить и забыть» или «помнить и объяснять». В отношении репрессий я однозначно выбираю вторую. Забывать об этом ужасе, или, что еще хуже, уничтожать свидетельства о нем, мы не имеем права.

2. Память о жертвах террора может (и должна) объединять, а не раскалывать. Это вопрос государственной воли и политической мудрости. Нет ни одной социальной группы, которая не пострадала бы от политических репрессий: рабочие и крестьяне, чиновники, учителя, врачи, милиция и т.д. Поэтому и оснований для «конфликтов памяти» у их потомков сегодня нет. Если, конечно, в этом не заинтересованы иные лица. И если эту память не «раскалывают» умышленно – через бесноватых общественников, социальные сети, СМИ и т.д.

Всегда хочется спросить авторов: «Как вы потом живете с этим?»

3. Любой идеологический конструкт, отрицающий факты внесудебного произвола и целенаправленного убийства органами государственной власти абсолютно невиновных граждан, не поддается логике и пониманию. Тех же, кто проповедует эти идеи, даже слушать не нужно.

4. О репрессиях постоянно нужно напоминать. Иначе – забудем, поймем и простим. Безусловно, нельзя брать человека за шиворот и силком «загонять» в эту тему. Но как-то же сделали в Германии, что любой гражданин там понимает, что успехи в развитии экономики не давали Гитлеру индульгенцию на убийство людей в концлагерях. И что критика Гитлера не приравнивается к критике Германии. И что ставить Гитлеру памятники может только ненормальный.

Как сделать так, чтобы каждый сегодняшний школяр, будущий российский политик и дипломат, навсегда усвоил, что нельзя убивать соотечественников? И вообще – никого нельзя убивать. И поклоняться убийце – тоже нельзя.

5. Наука не стоит на месте, уточняются статистические показатели по репрессиям, открываются все новые страницы этих страшных дней. Многие документальные материалы, которые, на мой взгляд, обязательно должны войти в школьные учебники, до сих пор не введены в публичное поле. И пока что там свободно плавают лишь псевдоисторические мифы, вроде: «Их расстреливали за дело» и «Это были отдельные перегибы на местах».

К сожалению, сегодня нам, как и десятилетия назад, вновь необходима широкая просветительская работа на уровне ликбеза. Конечно, заниматься ей должны профессионалы, и прежде всего, научные работники.

6. А скромная задача музейщиков — сохранить осколки памяти о тех событиях. Задокументировать воспоминания очевидцев (теперь уже — их потомков), и, по возможности, опубликовать их.

Доказать, что в истории политических репрессий нет никакой «сложности» и «неоднозначности», что бы там и кто не говорил.
Потому что никаких оговорок в рассказах о массовых убийствах быть не может.

7. Главный индикатор «провинциальности» — это боязнь всего на свете и отсутствие собственных принципов. И, как производное, трусость перед публичными заявлениями: вдруг заругают, напишут едкий комментарий, настрочат куда-то кляузу… Публичному человеку очень трудно дать ясную, осуждающую трактовку государственному террору.

К тому же, «молчун» порой и сам не уверен в том, что репрессии следует осуждать. Ибо если он убежден в обратном – он молчать не будет...

8. Провинция — это уровень гражданской активности. Не супермаркеты, тачки и дорогие шмотки определяют принадлежность к ней, а менталитет, уровень гражданского самосознания. В плане местной истории — это способность к коллективной рефлексии, к преодолению ее тяжелых страниц.

С этой точки зрения у нас — глухомань. Как будто ничего и не было. До сих пор — ни одного установленного места захоронений. Ни одного сборника документов. Кто заинтересуется темой — начинать не с чего.

9. В Москве есть шикарные музейные экспозиции и таблички «Последнего адреса». В Екатеринбурге — Мемориал на 12-м километре. В Туле — полигон в Тесницком лесу. В Томске – целый музей пересыльная тюрьма НКВД. Все это сделало не государство, а общество. Своими силами. Нашлись энтузиасты, взявшие огонь на себя. Поэтому Москва, Екатеринбург, Тула и Томск — не провинция. А мы?.. На это фоне — респект коллегам из Белинского. Равняемся на вас!

10. В качестве постскриптума. Памятник «Покаяние» – наглядный символ фактического положения дел в сфере сохранения памяти о репрессиях. Она, вроде бы, и есть, но где-то глубоко на задворках истории, сморщенная, потертая и забытая. Раз в год обо всем этом, конечно, можно вспомнить. А куда деваться – если есть государственная Концепция; и Президент, вроде бы, открывает памятники; и прочее, и прочее…

Но только — тссс…Вспоминайте не громко, с оговорками… А то «не так поймут»…

P.S. Год назад корреспондент нашего портала беседовал с руководителем пензенского отделения общества «Мемориал» Татьяной Алфертьевой. Интервью доступно по ссылке.