Прозеванный пензенский гений

"Пенза-Онлайн"

Максим Денисов

4 ноября. Именно в этот день случился выход первого номера самиздатовского журнала «Симбиоз». Это еще восьмидесятые годы были… И там, на печатной машинке были, кроме прочего, отпечатаны Ницше и Фрейд… Они вот-вот должны еще были появиться в официальных издательствах… Ну, кое-кто был первым… и ответствовал перед КГБ — а чего ты хотел, и зачем?
Чего… зачем…  А вот того, что был такой писатель Ник Буланов. Его ни в какой «Суре» не вспомнят, и не напечатают… А это был гений. Нами прозеванный гений!

Редактор «Симбиоза» Андрей Рубцов взял кружку крепкого чая пообщался с Ником, которому сейчас, будь он жив, было бы пятьдесят пять лет… А корреспондент «Пенза-Онлайн» послушал, прихлебнул со вздохом черного байхового…. И записал…
Загробной жизни нет… Но есть жизнь в нашей памяти… Вот что извлеклось…

Воспоминания Андрея Рубцова…

Пойнт фифти файв…



Приехал единственный доживший друг. Чуть позже из столицы подтянулся ещё один, не пивший год «потому, что пить уже не с кем». Сенсорное одиночество...

в городе удовольствий…
вороном средь мажоров…
домики мондриановы…
внутри слышимость — как в общаге…
тебе есть, что скрывать?

Скрывать-то как раз нечего. Школу закончил в 79-м, кто-то из ровесников попал в Афган. Я же уклонился во заводе-ВТУЗе. В Пензе было тихо. В столице же группа хиппи и иных неформалов вышла на улицу, протестуя против «не нашей» войны. Среди них был и Ник Буланов из Заречного, именуемого тогда Пенза-19.

Изучал он математику, от коей его завсегда пёрло более, чем от женщин, жён и щей... Против власти может выступать лишь умалишённый, — считала советская психиатрия, — Ника отправили на принудительный отдых в Кащенку.

МГУ он, конечно, закончил, но на год позже, чем планировал, и это был уже не Московский Государственный Университет, а Мордовский.

Карательная психиатрия — это не только планомерное превращение человека в биоматериал, упомянутый намедни всуе.
Это и ограничения в профессиональной деятельности. Преподавать или заниматься чисто наукой Ник устроиться уже не мог, хотя писал, конечно, дипломные работы на заказ в качестве приработка.

Познакомились мы по наводке какой-то поэтессы или кого-то из музыкантов города Запечного, как именовал его Ник. Встретились на заранее оговоренной лавке в лермонтовском сквере с текстами и пивом.

Чуть позже присовокупился Сергей Вилков и образовалась творческая группа «Эго», триединая в некотором плане, и общавшаяся более всего посредством переписки..

Рожденный под христианским знаком рыбы (греческое jchthys, «рыба», соответствует первым буквам греческих слов «Иисус Христос, сын Бога Спасителя»), Ник считал отцом русской поэзии Хлебникова и развивал математико-поэтическо-мистический синтез.

«В начале было Слово, и слово было у Бога, и Слово было Бог». Каждое Слово таит в себе сакральный смысл. Любой Текст — неоднозначен, полифункционален и состоит из великого множества пластов. И всякий Текст — источник знаний и мудрости, но не всякий интеллект в силах интерпретировать его.

Буланов ввел коэффициент палиндромичности и использовал его для оценки значимости, истинности, самоценности знаковых последовательностей. Ник разработал проект флюгера-текстмейкера, продуцирующего тексты из ветра (т. е. Пространства и Времени). Автор хронологогрифа, представляющего собой сигарету с надписью «ОКУРОК». Куришь — и текст трансформируется:

О К У Р О К
К У Р О К
У Р О К
Р О К
О К
К

Он минимизировал алфавит, создал стих «Лилии и Лили», в котором задействованы всего лишь две буквы.
Сжал венок сонетов до «венчика». Придумал игру «Танатарт», представляющую собой таблицу, описывающую все возможные и невозможные обстоятельства смерти. И вообще упивался самозабвенно словесными манипуляциями (НациАнальности: панкИсТанка, ханты-монтер, изпанка, австраливиец, анголыдьба, Канадырь, Колумбийство, Нигерланды, Эфиоптика, Заироплан, Лаваз, Нидерландыш, Образилия, Сомалина..)

Во время пика популярности «следователей-по-хлопку» Гдляна и Иванова, Ник синтезировал глобальную клятву «Гдлян Будду».
Стены помещений, в которых он задерживался и был предоставлен сам себе, молниеносно заполнялись спонтанными граффити, текстовыми по-преимуществу, трансформируя замкнутое пространство в некую Вавилонскую библиотеку, переполненную смыслами и аллегориями. Мозг его обрабатывал словопотоки безустанно и непрерывно, подобно некоему перманентному ворд-процессору. Он мог внезапно ввести собеседника в изменённое состояние сознания, произнеся сказанную последней фразу задом наперёд, или вычленив из неё неявные каламбуры.

В палиндромическом 1991 году, когда Гуманитарный фонд им. А. С. Пушкина готовил справочник «Кто есть кто в современной культуре», на присланную ему анкету Ник отправил совершенно отвязный ответ, считая, что начало серьёзности — это конец творчества, и в результате включен в этот справочник не был. Став членом Союза литераторов РФ и членом Профессионального союза писателей России, он так и не удосужился получить соответствующих удостоверений.

Спонтанность в поступках и немыслимые жизненные ситуации, в центре которых неизбывно находился Ник, служили благодатной платформой для тусовочной мифологизации. Как-то после нашей с ним беседы о творчестве патриархов (патриарха и матриарха) российской визуальной поэзии и трансфуризма, мейл-артистов мирового масштаба Сергея Сигея и Ры Никоновой, он переписал их адрес на собственную руку (дабы не забыть) и пропал. Появился спустя полгода — оказалось, что ему захотелось пообщаться с ними и, не обременённый деньгами, да и не будучи знаком с намеченными собеседниками, он рванул в Ейск электричками и автостопом.

После вписки в Ейске на раскладушке в саду Никоновой и Сигея, оказался в Абхазии, где при прогулке в горах его царапнуло пулей (он вообще считал, что является латентным катализатором локальных вооруженных конфликтов), затем — в спецприёмнике за потребление пива в отсутствии паспорта, потом — в монастыре («моно с тире»), где пристроился кем-то типа художника-оформителя с опциональными функциями сборщика стеклопосуды.

Элитарно-авангардным текстам Ника Буланова не суждено было прижиться в крупнотиражных изданиях (ориентация на массового читателя неминуемо снижает эстетическую и интеллектуальную планку, «выбор диктует быт»). Впрочем, «их теология и ихтиология на поиск влиять не должны».

Единственные альманахи, где были напечатаны его работы — «Индекс-2» (Москва) и «Симбиоз» (Пенза). Но могут ли быть плохи тексты, озаглавленные «Братание с Британией»; «Кормление либидо» и «Череп паха», «Облепихта» и «Чёрный бархат», «Иго» и «Дровоохранение»?.

Кто знает, что такое «Смерть»? Быть может, она — не более, чем кратковременная остановка на пути перевоплощений. Да и созданные однажды мыслеформы продолжают свою жизнь. Об этих вещах мы с Ником беседовали неоднократно...

Ник Буланов
ЧЁРНЫЙ ВЕНЧИК

1.
Понята самая малость всего:
Истина и стена…
Сторож глядит голодной совой,
С клюва течёт слюна.
В тень микромира уйти слабо,
Мокро босым поутру.
Не удаётся слиться с толпой.
Знания втёрты в кору.

2.
Знания втёрты под корни волос,
Чтобы летать не сметь.
Красный квадрат среди чёрных полос.
Муть. Мать. Медь.
Крадучись можно добраться к добру,
Взять угольков совок.
Красные знания втёрты в кору,
Глубже блестит плевок.

3.
Глубже блестит откровенный плевок,
Этот колодец без дна.
Стены окрашены в цвет половой,
Грош этой краске цена.
Каждый чужой попадает в прицел.
Лезь в свою конуру!
Цепь недовольных по поводу цен.
Снова не ко двору.

4.
Снова не ко двору мы с тобой.
Снова шлагбаум закрыт.
Словно забились в глубокий забой
Без огонька и махры.
Темени тенор. Комар. Кимарнул.
Должен ли быть здесь и я?
Заперты двери, дворы и стул.
Ноет нить бытия.

5.
Нить бытия продолжает ныть.
Каждому свой кусок.
Прыть порождает желание плыть
К ящику из досок.
Брешет наш боцман, что в трюме брешь,
Нет ни трюмов, ни рожна.
Ложь осторожно начешет флешь.
Строить. Стрелять. Страна.

6.
Строить. Стрелять. Страна. Сторона.
Перестрелка в строю.
В городе молот. В селе борона.
Встрял. Встал. Стою.
Ос буридановых рой налетел.
Выбор диктует быт.
Стойкость в строю имеет предел.
Надо ли надолбом быть?

7.
Надо ли надолго надолбом быть,
Будучи комаром?
Ползать избитым в изгибах избы.
Хмурь. Хмарь. Геморрой.
Утро несёт близорукий закат.
Шора ночи черна.
Бог нас забыл. Перестали икать.
Надо ли быть, старина?

8.
Надо ли быть, старина, для того,
Чтобы набить живот
И, приседая, удобрить того,
Кто и так не живёт?
Сметь смерить смерть и смириться с ней,
Как с победившим врагом.
Чёрный квадрат оказался сильней.
Понята малость всего.

9.
Понята самая малость всего,
Знания втёрты в кору.
Ближе блестит кровавый плевок.
Снова не ко двору.
Нить бытия продолжает ныть.
Строить. Стрелять. Страна.
Надо ли надолго надолбом быть?
Надо ли быть, старина?

13.08.89