Театр Доктора Дапертутто: Психиатрическая быль
Давно уже ставший известным за пределами нашей малой родины Театр Доктора Дапертутто сложно загнать в конкретные рамки определений. Образчики классической «комедия дель арте» («Счастливые нищие», «Венецианские затейники», «Легенды Раджастана») соседствуют с трагедийными постановками вроде «Анна Франк on-line».
Смех тесно переплетается со слезами и философией, классика с роком. Театр — загадка, сюрприз и тайна. Наверное, именно поэтому новости, что худрук театра Наталья Аркадьевна Кугель задумала ставить Венедикта Ерофеева вызвали полярную реакцию зрителей и критиков. Не самый простой для восприятия текст произведений бунтаря и любителя витиеватостей Ерофеева казался некоторым слишком сложным и несовременным. Ушла ли актуальность произведения вместе с тяжеловесным советским строем? Поймет ли современный зритель, прочтет ли между строк, отделит ли зерна от плевел?
По сюжету пьесы поэт с глубоко еврейскими корнями Гуревич попадает в психбольницу накануне Первомая. Черт его знает, по каким своим причинам уже не первый раз он посещает эту обитель скорби — то ли по случаю очередного delirium tremens, то ли за явно диссидентские мысли, которые не раз высказывает по ходу пьесы. Бытовал во времена СССР такой «особый» для неудобных власти психиатрический диагноз — «вялотекущая шизофрения». Гуревич начитан и умен. Он много пьет и оторван от социума — его витиеватую, полную аллегорий и цитат речь мало кто понимает — в том числе доктора, санитары и пациенты палаты №3, куда он был определен после осмотра. Саркастичный и едкий, Гуревич кажется единственно разумным в окружении палаты человеком.
Испытав на себе излишнее рвение местного «мордоворота», санитара Бореньки, к порядку (который он творит кулаками), Гуревич планирует коварный план мести. План предполагает похищение из кабинета дежурной медсестры бутыля со спиртом и общего распития оного компанией буйных и не очень собратьев по палате. Ну а затем Гуревич планирует отвоевать свою Беатриче — дежурную медсестру у Бореньки, и… Что он планировал далее зритель так и не узнает. Добытый хитростью спирт оказывается метиловым и Вальпургиева ночь распахивает свои двери для шести мятущихся больничных душ.
С первых минут пьесы на авансцене бережно перенесенный из источника алкогольно-сюрреалистический текст «Вальпургиевой ночи». Со всеми его абсурдными диалогами, критичной заштампованностью политическими лозунгами СССР, сарказмом, вычурной витиеватостью и тонкой сатирой, за которыми скрывается печаль глубокого понимания действительности, окружающей писателя (и худрука театра?). При этом сыгранный актерами театром текст Ерофеева наполняет пьесу не только смыслом, но и индивидуальностью каждого характера, а потому провоцирует еще более яркую эмпатию со стороны зала. Читать о героях и видеть их мучения воочию, читать о смерти и видеть ее — пусть осознаваемо бутафорскую — страшно.
Невыносимо грустно и страшно выходить за рамки привычного жизненного опыта и вступать в область нежелаемого и непознаваемого. Погружаться в чужую боль и страдания — сначала по щиколотки, по грудь и вот уже тонуть в них, захлебываться. Опустошаться и наполняться совсем новым опытом — тяжелым, темным, тоскливым, сиротским ощущением брошенности одного человека перед лицом другого, равнодушного.
И не только человека, но государства, и даже целого мира. Печать безысходности лежит на каждом персонаже пьесы с самого начала и до последних минут Вальпургиева шабаша за распитием метанола. Словно подчеркивая изначальную обречённость, на протяжении спектакля за героями наблюдает ангел. Он же в конце проводит каждого в последний путь и станет единственным, кому по-настоящему не безразлична их жизнь и их смерть.
«Да, васильки, васильки» — это юмор на грани фола, винегрет из языковых стилей, полотна пространных диалогов, наполненных эмоциями, смесью высокого и низкого, любви к Родине, поэзией, музыкой, криками и запахом метилового спирта. Финал будет светлым и лиричным, но от этого финала хочется сжать себе горло, чтобы не разрыдаться и долго молчать. Смешно и правдиво, правдиво и смешно, смешно и горько, горько и больно. Никаких аплодисментов. Источник фото: фото Дмитрия Инюшкина, Пенза-Взгляд