Свидание с авторской песней. «Порвали парус»
Рассказывая о победном шествии авторской песни по Советскому Союзу в шестидесятые и семидесятые годы ХХ века, я не забывал напоминать и о том, что встретили авторскую песню поначалу враждебно. Александр Городницкий, вспоминая о заседаниях в молодёжном кафе «Восток», говорил о том, что против авторской песни выступила не только бюрократия, чиновники различных рангов, но и …творческая интеллигенция. И прежде всего, композиторы и музыковеды. Однако очень скоро к ним присоединились и литераторы. А чему удивляться? В своё время наши творческие союзы с успехом травили даже великих мастеров: Шостаковича, Вертинского, Ахматову, Пастернака…
Но вернёмся к авторской песне. Например, комсомольские вожаки (а они всегда были впереди колонны всей) договорились до того, что песня эта развращает молодёжь, что это самая дешёвая и недолговечная форма массового искусства. Киноплёнка запечатлела высказывания музыковеда Энтелиса, который сравнивал эти песни с модным тогда шлягером «Мишка, Мишка, где твоя улыбка» и утверждал, что не пройдёт и года — эти песни будут забыты. Ошибся товарищ.
А кто же пел в кафе «Восток» и что это было за кафе такое? Это Ленинградское кафе, по сути, было первым клубом авторской песни в стране. Располагалось оно в Доме работников пищевой промышленности, в старинном дворянском особняке. Основой клуба (опять же по воспоминаниям Александра Городницкого) стала группа молодых ленинградских авторов: Евгений Клячкин, Борис Полоскин, Валентин Вихорев, Валерий Сачковский, Юрий Кукин, Валентин Глазанов. Были и исполнители: Виталий Сейнов и Михаил Кане. Ну а назван был клуб в честь корабля первого космонавта Юрия Гагарина — в начале 60-х это понятно.
Не очень понятно, как разрешили? Как не закрыли в первые же годы работы? Наверное, потому что «Восток» не был клубом любителей песни. Он был клубом авторов! Мало кто знает, что на его заседаниях, даже раньше, чем в Москве, выступали Булат Окуджава и Владимир Высоцкий. Именно там был снят сохранившийся, к счастью, киноролик, где Высоцкий поёт песню «Порвали парус».
Am Dm
А у дельфина взрезано брюхо винтом.
G C
Выстрела в спину не ожидает никто.
Dm E
На батарее нету снарядов уже.
Dm E
Надо быстрее на вираже.
Припев:
Am Dm
Но парус! Порвали парус!
E Am
Каюсь, каюсь, каюсь...
Am Dm
Даже в дозоре можешь не встретить врага.
G C
Это не горе, если болит нога.
Dm E
Петли дверные многим скрипят, многим поют:
Dm E
- Кто вы такие? Вас здесь не ждут!
Припев:
Am Dm
Но парус! Порвали парус!
E Am
Каюсь, каюсь, каюсь..
Am Dm
Многие лета - тем, кто поёт во сне.
G C
Все части света могут лежать на дне,
Dm E
Все континенты могут гореть в огне,
Dm E
Только все это не по мне.
Припев:
Am Dm
Но парус! Порвали парус!
E Am
Каюсь, каюсь, каюсь...
И «парус» Высоцкого, и «парус» клуба «Восток» не раз пытались порвать. Руководителей клуба постоянно вызывали в соответствующие инстанции, отменялись концерты Окуджавы и Высоцкого. Однако сделать это было уже не так просто, как кажется. Потому что с 1965 года под яростным натиском любителей авторской песни администрация ДК начала проведение цикла абонементных концертов под общим названием «Молодость, песня, гитара». Умеют работники культуры правильно назвать мероприятие! Под это дело был отдан большой зал на 900 мест! И это были не просто концерты, скорее вечера, встречи с авторами, дискуссионный клуб, где обсуждали авторов и сами песни. Да и ведущими этих вечеров стали люди серьёзные: доктор филологических наук Юрий Андреев и искусствовед Владимир Фрумкин.
Я уже говорил, что Окуджава тоже был гостем Ленинградского клуба «Восток». А как встретила его Москва? Поначалу очень враждебно. Мне рассказал эту историю сам Булат Шалвович в 1986 году, когда я был у него в гостях. Дело было в московском Доме кино. Окуджава должен был выступать вторым номером, после премьеры документального фильма «Пошлость». Показали фильм, и на сцену поднялся Окуджава, запел песню. Вдруг после первого куплета кто-то крикнул из зала: «пошлость»… Окуджава замолчал и ушёл… А теперь я вам покажу песню, которую пел Булат Окуджава.
Вы слышите, грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят.
И женщины глядят из-под руки,
вы поняли, куда они глядят?
Вы слышите, грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней.
Уходит взвод в туман, в туман, в туман.
А прошлое ясней, ясней, ясней.
А где же наше мужество, солдат,
когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут,
и, как птенца, за пазуху кладут.
А где же наши женщины, дружок,
когда ступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
А в нашем доме пахнет воровством.
А мы рукой на прошлое – враньё,
а мы с надеждой в будущее – свет!
А по полям жиреет вороньё,
а по пятам война грохочет вслед...
И снова переулком сапоги,
и птицы ошалелые летят.
И женщины глядят из под руки,
в затылки наши круглые глядят...
И кто-то крикнул «пошлость»… Как вам такой поворот? Такая оценка песни о войне? К сожалению, с этим пришлось столкнуться почти всем авторам, которые так или иначе пытались говорить о серьёзных вещах. Но ведь Окуджава воевал и поёт правду о войне! Форма… Неприемлемая по тем временам форма. По мнению критиков, она никак не соответствовала содержанию. Она была необычна. Да и как так: песня о войне в миноре. Песня о войне должна быть мажорной, победной! Кстати, с песней Тухманова «День Победы» через много лет произошла такая же история. Ни ритм, ни мотив не устраивал музыкальных критиков и редакторов. Несерьёзным он им казался. Однако талант и талантливое произведение всегда разрушают прежние стереотипы. Хоть путь этот и не простой, и не скорый. И здесь очень важна была поддержка известных, знаменитых и влиятельных людей.
Интересную в этом плане историю рассказывал Александр Городницкий: «В 1965 году, в Бресте состоялся Всесоюзный слёт, посвящённый героям и жертвам Великой Отечественной войны. Слёт и фестиваль самодеятельной песни. Председателем жюри был… маршал Конев! После исполнения одной песни он долго вытирал платком вспотевший лоб, но всё-таки вымолвил: « а что… хорошая песня, без пахабщины». Видимо, был уже проинформирован о возможных инсинуациях — мало ли чего эти люди с гитарами запоют? Стоит ли говорить о том, что песня эта после такой оценки маршала сразу заняла первое место!
Кстати, первое выступление Александа Городницкого состоялась тоже в кафе «Восток». Тогда вместе с автором знаменитых «Атлантов» пели Евгений Клячкин, Валентин Вихорев и Борис Полоскин.
Итак, первым городом, который легализовал авторскую песню, был Ленинград. Со временем не захотела оставаться в стороне и Москва. И уже в 1966 году в Союзе композиторов состоялось несколько вечеров, посвящённых проблеме самодеятельности песни. Как отмахнёшься от целого явления, если оно существует? Однако у нас ведь из всего сначала делают проблему! В декабре 1966 года состоялся первый вечер-диспут, на котором пели Александр Дулов, Юлий Ким, Сергей Никитин и Юрий Кукин. Вскоре подобный вечер прошёл и в Ленинграде. Надо ли говорить, что «парус» авторской песни и там, и там профессионалы пытались порвать. С жёсткой критикой выступили несколько известных композиторов. Один заявил, что всё это с музыкальной точки зрения безграмотно. Другой удивил впечатлением: «трезвый человек слушать такие песни не будет».
Позволю себе вставить в этот столичный «калашный» ряд и пензенскую историю, героем которой оказался я сам. Дело в том, что в провинциальной литературной и окололитературной среде признанным считалось только то творчество, которое было одобрено членами Союза писателей СССР. Надо ли говорить, что я и мои товарищи, молодые авторы, ничего этого не знали. Просто писали стихи и сочиняли свои песенки под гитару. Однако были и те, кто хорошо понимал, что пути к признанию без одобрения «аксакалов» не будет. В этом была уверена и Лариса Яшина, которая очень хорошо ко мне относилась и старалась искренно, видимо, помочь начинающему поэту с гитарой. И вот однажды она уговорила меня показать свои песни членам Пензенского отделения Союза писателей СССР. Даже страшно было произносить это название, не только петь перед таким высоким собранием. Отделение занимало большую комнату на втором этаже старого здания на улице Гладкова. В ней и собралось несколько серьёзных мужчин. Именно тогда я узнал, что членами организации в Пензе были всего несколько человек: Николай Куленко, Фёдор Ракушин, Олег Савин, Василий Стенькин, ещё несколько писателей. Всего — около десяти в то время. Избранные! Кстати, Лариса Яшина тогда не входила в их число, но очень хотела вступить в Союз, понимая, что для человека, который хочет не только писать, но и публиковаться, это своеобразный пропуск и «счастливый билет».
И вот я спел свои песни людям, у которых уже были эти счастливые билеты. Признаюсь, меня мало интересовало их мнение. Просто было интересно, как воспринимают они авторскую песню? Оказалось, что вполне благосклонно. Не вспомню всех размышлений, советов и замечаний, давно это было. Одно только я хорошо запомнил — то, что меня удивило и, признаюсь, очень удивило. Это был вопрос: а зачем вам гитара? «Старики» довольно тонко подметили лучшие стороны моей лирики, похвалили за интересные образы, но обозвали гитару «костылём» для поэзии. Мол, хорошей поэзии не нужны костыли и подпорки в виде гитары. Так было сказано. Где-то потом я не раз встречал это выражение. И это меня тогда и удивило, и возмутило: разве может музыка навредить поэзии, если это поэзия? Вот так и мне чуть не «порвали парус» в самом начале пути. Но, видимо, он оказался достаточно крепким. Таким же крепким, как и у многих поэтов с гитарами, которые не отказались ни от музыки, ни от своих принципов. Не отказались от песни!
Через много лет Лариса Яшина и вся редакция пензенского литературного журнала «Сура» вместе с московским поэтом Анатолием Парпарой дали мне рекомендацию для вступления в Союз писателей России. Некоторое время я даже возглавлял его Пензенское отделение…
Всё это происходило не раз и не только со мной, и на протяжении многих лет. Так уж устроен мир: старое почти всегда не принимает новое. Но не «старикам» и искусствоведам удалось (пусть и на время) заткнуть рот авторской песне, порвать парус. Это удалось политикам в 1979 году. К счастью, ненадолго. Но это уже совсем другая история.