Оксана Новак «Хоши». Глава 1

"Пенза-Онлайн"

 Много ли желаний у современных людей? Нет, не таких скучных, как приобретение нового айфона или путевки в Ессентуки — а настоящих желаний, за которые можно рискнуть даже жизнью? Жители питерской коммуналки думали, что таких сильных желаний у них нет, решая свои мелкие сиюминутные проблемы и вяло переругиваясь на общей кухне. Но однажды в их серую скучную жизнь ворвался инопланетянин, приземлившись на крыше. И стал исполнять желания!.. Тут-то и началось!..  — юмористический роман от Оксаны Новак с кучей авантюрных приключений, смешных диалогов, погонь и пародийных персонажей. Ну, и, конечно, президент Путин — куда же без него в истории с инопланетянином?

Глава 1

Видимо, это был апокалипсис. По крайней мере графика вполне соответствовала голливудскому фильму-катастрофе: с неба летели огненные шары, с грохотом разверзалась земная твердь, дома складывались, как пирамидки из детских кубиков, и проваливались в бездну...

Но Соне не было никакого дела до катаклизма ‒ она еще никогда в жизни не была так отчаянно счастлива. Она шла по дороге, мимо рушащихся домов, за руку с самым любимым на свете человеком. И все, что окутывало ее в это время, ‒ какое-то совершенно неземное и всепоглощающее чувство вселенской любви. Причем такой любви, в которой ты каждой клеткой тела чувствуешь не только свою любовь к мужчине, но и точно так же всем своим существом переживаешь и все его чувства. Наверное, такое блаженство чувствует ребенок в утробе матери. Или пухлый ангелочек на руках у Бога, который нежно покачивает его и щекочет длинной белой бородой... Или так выглядит Дед Мороз? Может, так бескорыстно любит природа всех своих непутевых созданий, отдавая им всю себя и ничего не прося взамен? Соня, прожив на свете 38 лет, не единожды влюбляясь и даже когда-то давно, в прошлой жизни, сходив ненадолго замуж, никогда не испытывала подобных эмоций. Она даже не предполагала, что гормональная система обычного человека, со всеми его примитивными эндорфинами и дофаминами, может впрыснуть в кровь подобный коктейль космического удовольствия. Возможно, это фантомные воспоминания рая, из которого мы все спускаемся на Землю, чтобы влачить эту скучную, серую и совершенно бессмысленную жизнь? Конечно, ни о чем подобном Соня в тот момент не думала ‒ она вообще ни о чем не думала, просто смотрела на рушащийся мир и не понимала, почему вместо ужаса испытывает наркотическое блаженство.

Хотелось испытывать это чувство вечно, и пусть рушится мир, взрывается Вселенная, загораются и гаснут звезды, ненасытная черная дыра с хлюпаньем всасывает строительные обломки, как сопливый юнец молочный коктейль в МакДаке, ‒ лишь бы купаться в этой любви вечно...

Но шум рушащегося мира становился все отчетливее, взрывы ‒ все страшнее, Соня пыталась посильнее вцепиться в руку своего спутника, лица которого она так и не смогла рассмотреть, но рука куда-то ускользала, она вслепую хватала воздух, пока, наконец, не проснулась, обнаружив себя в своей одинокой постели, до боли вцепившуюся в одеяло.

Несколько секунд она не могла прийти в себя, принять действительность и, накрывшись с головой одеялом, пыталась поймать отголосок безумных эмоций, но они неумолимо покидали тело, рассеиваясь, как утренняя дымка над затянутым тиной болотом. И вроде бы все было хорошо, по крайне мере ‒ как обычно, но ощущение было такое, будто душе нестерпимо жмут новые туфли.

Ничего не оставалось, как открыть глаза и принять реальность. Часы показывали почти двенадцать. Воскресенье ‒ прекрасный день недели, когда можно долго спать, не вздрагивая от звонка будильника, и потом весь день валяться в кровати с книжкой, не выходя за порог, никого не видеть и ни с кем не говорить. Соня была абсолютной затворницей и, если бы не тягостная необходимость работать за еду, пожалуй, совсем не покидала бы своей комнаты. А если бы подобные сны посещали почаще, вообще была бы рада впасть в вечную кому.

У Сони были сложные отношения с любовью ‒ односторонние, как билет в один конец. В детстве она очень любила папу, который в отличие от вечно раздраженной и всем недовольной мамы был веселым и щедрым на шутки и розыгрыши. Они жили в маленькой двухкомнатной квартирке в одном из промышленных районов, красоты вокруг было мало ‒ унылые серые типовые дома, где селились семьи рабочих, грязные помойки, загаженные подъезды, постоянная стройка вокруг. Через дорогу от дома и вовсе шли промышленные здания, темно-бордовые, похожие на гигантские гробы. Дальше ‒ промзона, дымящие трубы завода, где работал отец. Впрочем, когда он еще был ее папой, Соня любила ездить на завод, отец встречал ее на проходной и водил в столовую, где представлял своим коллегам, кормил вкусным обедом и обязательно покупал в буфете пирожное эклер ‒ Сонино любимое, с масляным кремом и коричневой помадкой. Ее сердце тогда всецело принадлежало этому родному человеку в робе, пропахшей соляркой и смазочными маслами, она обожала эти запахи ‒ тогда они еще пахли любовью... Когда ей было восемь, она впервые узнала, что даже самая большая любовь однажды заканчивается. Мама рыдала, кричала на отца, обзывала его ужасными словами, тот вяло и раздраженно оправдывался, а у маленькой Сони, до которой никому не было дела в тот момент, земля уходила из-под ног. Ощущение крушения мира было так велико, что по ночам она часто сидела на окне своей неуютной комнаты, смотрела вниз с четвертого этажа и думала: если прыгнуть туда, вниз, на влажную черную землю, то можно сломать ногу, и тогда мама и папа испугаются и помирятся, и они снова станут пусть не самой дружной, но семьей. Но она не прыгнула ‒ и папа ушел. Сунул ей в руку десять рублей, неловко чмокнул в макушку и ушел с большим старым потрескавшимся чемоданом.

После Соня видела его лишь однажды, через год, случайно встретив на улице ‒ отец вел под руку незнакомую беременную женщину, нежно придерживая ее за спину. Увидев Соню, он смутился, что-то шепнул своей спутнице и подошел к дочери. Разговор вышел сумбурным, папа совал ей в руку трехрублевку и предлагал купить мороженое, а Соня спрашивала, когда он вернется, и отчего-то плакала. Она знала, что он не вернется, но хотела чуда.

Потом мама снова вышла замуж, родила сестру, но это была уже не Сонина семья. Она жила в ней, как дальний родственник, который приехал издалека и занимает раскладушку, ужасно мешая хозяевам, но которого неудобно выставить вон.

Закончив школу, Соня поступила в институт, ушла жить в общежитие, и с тех пор все общение с родней сводилось к телефонным звонкам на праздники.

Оторвавшись от дома, который так и не стал родным, Соня отчаянно искала любви. В юности она могла влюбиться несколько раз в день ‒ в бродячую собаку, в актера только что увиденного нового фильма, в мальчика, с которым пересеклась взглядом в троллейбусе. Она нравилась молодым людям, в то время было много тусовок, друзей и секса ‒ но любовь так и не приходила. Молодые люди легко приходили в ее жизнь и так же легко уходили, она умела привлечь, но совершенно не умела удержать.

Очень сильно, так же как отца, Соня любила еще дважды. До смерти, до самопожертвования, до исступления, любила так, что, если бы ей сказали отдать жизнь за любимого, она не колебалась бы ни секунды. Но оба раза так и не смогла выйти за порог френдзоны ‒ объекты ее страстной любви видели в ней хорошего друга, собеседника, которому можно пожаловаться на жизнь и на безответную любовь к совершенно другим девушкам. От отчаяния Соня даже сходила замуж за хорошего парня, который признался ей в своих чувствах. И даже в какой-то момент смогла ответить взаимностью, надеясь, что это и есть ее сказка, когда «долго и счастливо и в один день», но любовь у молодого мужа прошла быстро, начались придирки, потом оскорбления, и когда он впервые влепил ей пощечину, Соня поняла, что сказки не вышло.

Мир не принял ее, не ответил взаимностью и не обласкал в нежных объятиях ‒ она так и осталась нелюбимой дочерью, и Соня замкнулась. Больше не собираясь никому дарить свое склеенное из осколков сердце, она жила в мире своих фантазий и снов, и ничто происходящее за дверью маленькой комнаты ее больше не волновало.

Соня провела в постели еще какое-то время, размышляя, может ли кто-то из смертных на этой слаборазвитой планете испытать такие же чувства, которые только что взорвали ее тело во время сновидения? И решила, что нет. Примитивный человеческий организм с его скудным набором дофаминов-эндорфинов не в состоянии сгенерировать подобных ощущений. Видимо, во время сна ее душа отделилась от тела и долетела до рая или случайно поймала инопланетный сигнал с далекой, но разумной планеты. Да, определенно, это было инопланетное ощущение. Соня позавидовала зеленым человечкам, которые могут жить в мире столь ярких эмоций, не то что унылые земляне.

После обеда все же пришлось встать с кровати и лениво побрести в общую коммунальную ванную, которую Соня делила с четырьмя соседями и двумя соседскими детьми. Ванная, как обычно, оказалась занята соседом Серегой, бодрым сибиряком с круглым упитанным лицом и светлыми кудрями. Серега работал местным участковым, и придя домой, часами плескался в ванной, видимо, пытаясь отмыться от профессии. Жил он с женой Галиной, веселой энергичной хохлушкой, двумя детьми ‒ Варварой и Темкой пяти и шести лет, ирландским сеттером Хантером и двумя хомяками в банке, занимая тридцатиметровую комнату большой коммунальной квартиры. Восемь лет назад, летом, они с Галиной познакомились в Крыму, где добродушный сибиряк Сергей до одури влюбился в бойкую и красивую украинку. Поженились, долго размышляли, где бы осесть, в итоге отчего-то выбрали Питер, который оба любили с юности, и, продав всю имеющуюся недвижимость в Крыму и Сибири, переехали сюда, позволив себе пока лишь комнату в коммуналке.

Здравствуйте, Соня! ‒ окликнула с кухни соседка Ольга Пална, дородная ухоженная блондинка на вид лет шестидесяти, с капризным ртом и нарисованными бровями. ‒ Как ваши дела? Что-то вас совсем не видно.

Ольга Пална всю жизнь проработала парикмахером в дамском салоне недалеко от дома и имела, по мнению Сони, профессиональное заболевание ‒ ей бесконечно требовались благодарные собеседники.

Да все работа, работа, ‒ Соня попятилась назад, пытаясь избежать диалога с навязчивой соседкой, которая давно и прочно отбила желание с ней общаться, подобно тому, как в милиции отбивают почки, но Ольга Пална была настроена на разговоры.

Соня, садитесь и пейте чай! ‒ приказала соседка, приглушив звук маленького телевизора, по которому показывали очередное шоу про днище, в котором, по мнению авторов, живут все россияне и окончательно скатятся в ад, если упитанные дяденьки в дорогих костюмах их не пожурят и вовремя не осудят. ‒ И вот тут печенье, вкусное, недорогое, у метро по сотне рублей за коробку продают ‒ ешьте.

Соня обреченно вздохнула и присела за стол.

Вот она, старость, ‒ страдальчески закатила глаза соседка. ‒ Ведь даже поговорить не с кем, не о ком позаботиться!

Может, вам кошку завести? ‒ рассеянно спросила Соня.

Ой, что вы, Соня, кошка для меня чересчур большая ответственность! Видела вас вчера в аптеке, ‒ продолжала Ольга Пална светскую беседу. ‒ Вы покупали презервативы. Для УЗИ?

Н-нет, ‒ неохотно призналась Соня, запихивая в рот спасительную печеньку.

А для чего? ‒ соседка смотрела на нее, как следователь прокуратуры, только что извлекший из сумки задержанного пакетик с подозрительным порошком.

Ну мало ли какие бывают случаи, ‒ растерянно пролепетала Соня, проклиная себя за то, что вообще вышла из комнаты. Рассказывать любопытной соседке, что раз в месяц она с пачкой презервативов посещает небольшой мотель, снятый на три часа женатым любовником, где немного выпивает, немного разговаривает и занимается дежурным сексом «для здоровья», совершенно не хотелось.

Что значит «случаи»? ‒ возмущенно подняла густо нарисованную бровь собеседница. ‒ Вы еще молодая дама, вы еще можете встретить хорошего человека и родить! Вот дочка моей знакомой сидела в девках почти до сорока ‒ уж как семья переживала! А они люди богатые, из ювелиров, а дочка наследница. И знаете ‒ недавно встретила хорошего человека, геолога, он, похоже, проникся и примет ее даже богатую. Она его сейчас от чахотки собаками лечит.

Соня с надеждой прислушивалась к шуму в ванной, надеясь, что утомленный борьбой с преступностью в лице местных алкашей и дебоширов Серега все же поимеет совесть.

Так вот и вы однажды встретите своего принца! ‒ оптимистично закончила рассказ соседка. ‒ Вам какие мужчины нравятся? Ольга Пална явно была настроена выступить в роли пастора-исповедника в этот незадавшийся воскресный день.

Соня решила пойти ва-банк и ответила довольно дерзко:

Видите ли, Ольга Пална, в мои годы уже сформировался образ принца, под который подходит любой мудак.

Соседка поперхнулась чаем, по-отечески положила руку, унизанную толстыми безвкусными кольцами времен суконной эстетики Советского Союза, на Сонину тонкую ладонь и вкрадчиво заглянула ей в глаза.

Вот вы, Соня, в удачу не верите, а у меня клиентка одна ходила убирать за деньги в богатый дом, потом познакомилась с сыном хозяйки, адвокатом, и вышла за него замуж...

И что, теперь убирает бесплатно? ‒ Не дожидаясь реакции на свои смелые речи, Соня выскользнула из кухни, услышав, как открывается спасительная дверь ванной комнаты, и влетела туда, чуть не сбив выходящего Серегу.

Ольга Павловна обиженно поджала губы и стала пить чай «Принцесса Нури» под передачу Малахова.

Соня включила воду и встала под душ в надежде, что чистые прохладные струи воды снимут порчу, которую наверняка послала соседка в ее незащищенную спину.

«Как мало в жизни человека приятных ощущений, ‒ размышляла она, стоя под душем. ‒ Например, прикосновение воды. Должно быть, прекрасно постоять под маленьким тропическим водопадом, чтобы крупные капли, срываясь с обточенной скалы, били по телу, как душ Шарко. Еще запахи ‒ самые вкусные ‒ это запах хлорки и парящего подвала, в котором прорвало старые ржавые трубы».

Соня долго могла стоять под лестницей и вдыхать этот теплый влажный пар, впитавший в себя все ароматы старой подвальной ветоши. А еще так хочется опустить руки в только что замешанный тазик цемента, нюхать его и хлюпать ладонями в серой жиже. Соня была равнодушна к запахам духов или роз, а вот такие, тайные, порочные, как ей казалось, пристрастия переживала сама с собой и ни с кем не делилась. В ванной на полке у нее стояла бутылка с хлоркой, которую Соня втихаря нюхала, если в подвале долго не прорывало трубы и не было возможности насладиться ароматом влажного цемента.

На кухне в это время продолжались воскресные посиделки. Галка, жена Сереги, зеленоглазая, темноволосая, легкая на руку и характер, вышла приготовить детям обед и тут же была взята в оборот скучающей Ольгой Палной.

А я ведь, Галочка, вчера у врача была, ‒ начала светскую беседу соседка. ‒ И как-то он издалека начал: мол, ничто не вечно под луною... Видимо, анализы плохие, а говорить не хочет.

Ой, не говорите мне за нашу поликлинику, ‒ живо отозвалась словоохотливая Галка. ‒ Мне завтра тоже идти кровищу сдавать!

Болеете? ‒ участливо спросила Ольга Пална, обожающая часами говорить о телесных недугах и недоброкачественности человеческого ливера.

Нет, ‒ легкомысленно тряхнула головой Галка, ‒ в ролевые игры пойду играть. Всегда мечтала замутить с врачом.

Вот вы все шутите, ‒ обиженно поджала губы Ольга Пална, ‒ а я на неделе в частный глазной центр сходила. За три двести мне нахамили, отодвинули прием, разговаривали, как с буйной дурой. Пытались всучить чужую карточку. Мою искать не стали, велели новую самой заполнить в полутемном коридоре. А я туда и пришла, потому что мелкий шрифт не различаю! Прием начался на полчаса позже, хотя я пришла по просьбе администратора на полчаса раньше. «Ну и что вы нам расскажете?» ‒ поинтересовался врач. ‒ Я чуть не выругалась! Нога у меня эпилированная чешется, мать твою!

Не горячитесь, дорогая Ольга Пална, ‒ примирительно сказала Галка. ‒ Мы все умрем.

Кстати, о смерти, ‒ замялась Ольга Пална. ‒ Мне нужно открыть вам страшную тайну!

Бриллианты в стуле? ‒ весело спросила Галка, ловко шинкуя капусту.

Галочка, скажите, я похожа на сумасшедшую? ‒ трагическим голосом продолжала соседка, театрально прижимая руки к груди.

Галка оторвалась от капусты и смерила Ольгу Палну оценивающим взглядом.

Да вроде ничего экстравагантного у меня на глазах вы не делали ‒ мыло не ели, Наполеоном себя не объявляли, речь связная.

И все же я, видимо, сошла с ума! ‒ трагическим голосом воскликнула соседка. ‒ Дело в том, что довольно давно, лет пятнадцать назад, я ездила отдыхать в Одессу. И там я познакомилась с чудесным мужчиной ‒ Ефимом Марковичем... И как бы это сказать ‒ возникла связь…

Ого, Ольга Пална! ‒ Галка весело тряхнула челкой. ‒ Да вы тот еще тихий омут! А что ‒ одобряю! Вы женщина породистая, энергичная, хоть сейчас на скачки!

Ой ну что вы, ‒ засмущалась та, ‒ какие скачки в моем возрасте!.. Хотя вы знаете, ‒ она понизила голос до шепота. ‒ Ефим Маркович, он хоть и в возрасте, но как мужчина еще весьма активен. Мы встречались все эти годы, то я к нему в Одессу ездила, то он ко мне. Конечно, когда была жива Сусанна, не было и речи... А сейчас он овдовел и зовет меня к себе. А там дети, внуки, опять же ‒ вся эта политика!.. Я сказала ‒ уж лучше вы к нам, Ефим Маркович! А если не приедете и не сделаете из меня честную женщину, я на вас донос в синагогу напишу! Я пятнадцать лет приносила себя в жертву ‒ теперь ваша очередь! Я так сказала ‒ я не думала, что он решится! А он решился! ‒ Последнее предложение было сказано таким голосом, каким, видимо, в Средневековье объявляли смертный приговор еретикам на городской площади.

Так вы замуж выходите? ‒ догадалась Галка.

Замуж, ‒ подтвердила соседка. ‒ Я ведь и ремонт затеяла, собственно, поэтому. Мебель старую выкинула, вроде как начинаю новую жизнь. Осталось кровать купить. Хотела посоветоваться насчет фасона. А сама думаю ‒ вот же дура старая, впору уже гроб покупать!

Да бросьте, Ольга Пална, в гробу ентим делом неудобно заниматься, ‒ захихикала Галка.

Здорова, девчонки! За что трете? ‒ В кухню вошел подвыпивший сосед Васька в рваной тельняшке и с початой бутылкой водки в руке. Это был небритый отрок сорока пяти лет с чувством ответственности трехлетнего ребенка, поэтому никто из жильцов не принимал его всерьез. Васька этим бесцеремонно пользовался и ни в чем себе не отказывал: тырил мелочь по карманам, брал в долг сторублевки и никогда не возвращал, не считал зазорным поживиться съестным в чужом холодильнике. Ваську терпели за редкие в наши дни архаичные мужские навыки: он умел починить унитаз, врезать замок, сдвинуть в коридоре неподъемный двухсоткилограммовый старинный шкаф и был безотказен в помощи. Плюхнувшись на стул, он ловким движением извлек откуда-то граненый стакан с жирными отпечатками пальцев и с шумным бульканьем налил в него из бутылки.

Радость у нас, ‒ похвасталась Галка. ‒ Ольга Пална замуж выходит. За еврея!

Итить-колотить! ‒ присвистнул Василий. ‒ Тоже мне радость! Вечно у тебя, Галка, стакан наполовину полон! А из моего будто постоянно какая-то сволочь отпивает! Мало тут к нам хохлов понаехало, ‒ Васька махнул головой в сторону Галкиной комнаты, ‒ так теперь еще еврейская экспансия! Наклонился к Ольге Палне и спросил заговорщицки: Он хоть пьет?

Выпивает, но умеренно, ‒ пояснила невеста. ‒ Вообще-то Фима в прошлом врач-проктолог, сейчас на пенсии. Но подрабатывает, да. Ценный специалист.

Передадим, значица, наш геморрой в надежные руки! ‒ Резюмировал Василий и махнул из стакана.

Какой же вы бываете неприятный, Василий! ‒ поджала губы Ольга Пална. ‒ Идеальная мера двусмысленности. И повернулась к Галине: ‒ Наверное, я выгляжу великой грешницей в ваших глазах?

Да бросьте, ‒ отмахнулась та. ‒ Как говорила моя бабка-покойница: «На мне никаких грехов нету! Абортов незаконных я не делала, все шесть у врача!» Так че там с мебелью? Какой фасон-то решили? ‒ вернулась Галка к вопросу с кроватью.

А какие фасоны есть? ‒ растерянно переспросила Ольга Пална. ‒ Галочка, это мы сейчас про кровати или про гробы?..

Соня тихо проскочила в свою комнату мимо соседей, боясь, что ее снова втянут в бессмысленные разговоры. Мирские дела мало волновали ее последние годы. С тех пор как закончился последний вымотавший душу роман, как ушла надежда когда-нибудь по-настоящему и взаимно влюбиться, сделать карьеру, купить яхту и отправиться искать затонувшие сокровища, Соня предпочитала жить в мире книг, снов и сериалов, по возможности реже окунаясь в опостылевшую реальность. Иногда она казалась себе столетней, уставшей от жизни старухой, которая говорила словами героя Тургенева: «Я знаю все, но не знаю ничего хорошего...»

Остаток дня Соня провела в кровати, досматривая очередной фантастический сериал, и уснула, надеясь, что волшебный сон с инопланетными ощущениями вернется к ней хотя бы еще разок.

Продолжение следует…