Александр Кислов: портрет эпохи девяностых
Отпечатан он был в январе, официальная презентация состоится в апреле, но поговорить о нем можно уже сегодня. Говорят, что мысль создать всеобъемлющую летопись региона в пореформенный период пришла в голову еще прежнему губернатору Василию Бочкареву. Но так или иначе, воплотить дерзкий замысел удалось лишь Ивану Белозерцеву, под патронажем которого осуществлялось издание.
О содержании тома и качестве представленной в нем информации судить читателям, у каждого из которых 90-е выдались своими. К сожалению, несмотря на то, что в аннотации сказано, что книга предназначена для широкого круга читателей, до массового потребителя она не дойдет. Издание подарочное, и его тираж — всего тысяча экземпляров.
Книга, конечно, неординарная. В первую очередь тем, что в ней (за исключением, как водится, титульной страницы) благополучно отсутствует официоз, присущий такого рода проектам. Главным редактором издания выступил знаковый пензенский журналист, политик и общественный деятель, яркий участник описываемых событий Александр Кислов. Сегодня мы говорим с ним не о содержании самой книги, а о содержании отраженной в ней эпохи.
— Александр Иванович, издание первого тома по времени совпало с появлением очередного пропагандистского жупела с условным названием «Что, хотите жить, как в 90-е?» Многие могут решить, что книга стала некой попыткой попасть в этот идеологический тренд.
— Безусловно, это не так. Это попытка объективно показать процессы, происходившие в регионе. Что касается моих собственных воспоминаний, то тот негатив и серьезные проблемы, переживаемые обществом тогда, на первых порах во многом компенсировался высокими надеждами на улучшение жизни и эйфорией, наступившей от преодоления эпохи застоя.
Я не сказал бы, что 90-е годы в целом были такими жесткими. Да, они были лихими, но не настолько разрушительными, как их пытаются представить. Первым завоеванием демократических перемен стала гласность. Причем не в узком ее понимании, как свободы печати, а как возможности говорить друг другу правду и публично высказывать свои претензии к власти.
Я помню ситуацию со своей газетой «Поволжье», ставшей рупором свободной мысли, помню собственные ощущения от возможности сказать людям то, что думаешь. Нынешнему поколению, конечно, сегодня трудно представить эти эмоции. Прибавьте сюда возможность политической конкуренции, привнесенной в 90-е, и вы поймете ажиотаж людей с их надеждами на скорое благополучие.
— Насколько я помню, время эйфории длилось совсем недолго.
— Есть одно «но». Мы же хотим всего и сразу, полагая, что вот придет новая власть и быстренько все преобразует, без особых усилий со стороны общества. С другой стороны, проблема демократов заключалась в том, что они, как Гайдар, были уверены, что «рынок сам расставит все на свои места». Не расставил. А мы, русские люди, нуждаемся в достаточно серьезном промывании мозгов. Нам это надо разъяснять, мы должны это обсуждать, глубоко проникнуться и т.д. Не случайно во времена СССР существовала мощная система пропаганды, идеологические отделы, начиная с ЦК и кончая райкомами и низовыми ячейками. И вдруг всего этого не стало. С людьми перестали разговаривать, с ними перестали работать.
Их ожидания на быстрый успех по мере развития ситуации в стране постепенно растворялись. Но человек приспосабливается к разным условиям жизни. И, как водится, возможности зависят от статуса. Руководители, так называемые «красные директора», четко сориентировались, и под риторику о том, что «это демократы все растащили», становились бенефициарами своих предприятий, сдавали площади в коммерческую аренду и имели с этого свой бубновый интерес. Затем заводы стали продавать целиком.
— Самый громкий и долгий случай, о котором десятилетие с лишним твердила пресса – с флагманом пензенской экономики ЗиФом. История как под копирку: акционирование, задержка зарплаты, массовые увольнения, сворачивание производства, банкротство. Сегодня там можно снимать кино на тему «Сталкера».
— Причем этот завод был перепродан дважды, в последний раз — тольяттинской фирме «Полад».
Страта более низкая – инженеры, выброшенные с предприятий — бросились в рынок, стали создавать МП. А условия для создания бизнеса были прекрасные: в первый год вообще никаких налогов, во второй год – 8 процентов от прибыли, и так далее. Тогда случился целый бум в развитии кооперативного движения и малого предпринимательства. Когда в 1991 году при создании своей информационно-издательской фирмы я взял крупные кредиты для покупки компьютерной техники, то расплатился с ними за четыре месяца.
— Сегодня это совершенно немыслимо.
— Но это так: кредиты были беспроцентными. А сегодняшние разговоры о необходимости создания и поддержки малого бизнеса по сравнению с началом 90-х выглядят не более чем декларацией. На самом деле его сегодня душат: кредитными ставками, налоговыми и прочими поборами.
Ну и, наконец, люди, находящиеся на нижней ступени социальной лестницы. Кто-то «челночил», кто-то пошел торговать на рынок. Как-то выживали. Те, кто готов был принять эти правила игры и проявить частную инициативу, пережили эту эпоху относительно благополучно. А для большинства, безусловно, это было тяжелое время. Сначала случился страшный удар по вкладам населения, а ближе к середине десятилетия начались серьезные проблемы с выплатой зарплат и пенсий.
Так что идеализировать это время тоже было бы неправильно. Но на общем фоне, поскольку я и сам все это прочувствовал, и с людьми общался, не могу сказать, что это были трагические годы. Они были переломными. А затем и вовсе стали годами утраченных надежд, поскольку политическую инициативу в стране перехватила группировка, условно говоря, Чубайса и его сторонников. Вместо создания общества, подразумевающего экономическую и политическую конкуренцию, они стали раздавать лакомые куски бизнеса своему окружению. Что и привело в итоге к созданию олигархического капитализма в стране.
— Пожалуй, что государственно-олигархического. А разве Чубайс уже не считается демократом?
— Существенной и крупной ошибкой я считаю попытки обвинять демократов в случившемся со страной в эти годы. «Чубайсы» не были демократами, они чистой воды плутократы. И я должен констатировать, что демократии, если понимать под ней истинное народовластие, в России не было. В пореформенное десятилетие власть от коммунистов перешла к олигархам, вот и все.
В ходе этого перехода задавили не только простых людей, но и демократов, которые с чистыми руками пытались изменить жизнь к лучшему. Я скромно отношу себя к их числу, потому что за эти годы я не нажил себе никаких палат каменных, несмотря на то, что меня и чекисты, и прокуроры, и все кому не лень, проверяли сорок раз, и по-моему, до сих пор еще проверяют.
— Помним, как же. Иных уж нет, а те далече…
— Да... «Уж сколько их упало в эту бездну», как Марина Цветаева писала.
— Для меня, как это ни пафосно звучит, главное из 90-х годов — это ощущение свободы. Профессиональной, личной, какой угодно.
— Я постарше, и ко мне это ощущение пришло раньше, когда Горбачев объявил о начале эпохи гласности. До этого мы были вынуждены жить в условиях приспособленчества и конформизма. Я и мои друзья мыслили иначе, и, читая доклады генсеков, мы иронизировали. Но поскольку работали в «Пензенской правде» и играли каждый свою роль, писали передовицы, в которых в обязательном порядке приводили не мене трех цитат из Брежнева. Этот ритуал исполнялся исправно.
Но когда появился Горбачев, я читал его первый доклад на пленуме ЦК с карандашом и ощущением того, что пришла свобода. А когда наступила эпоха раннего Ельцина, все подавленные инстинкты свободолюбия вылезли наружу, и кружилась голова, и этот дух, это стремление к свободе побивали все мелочи бытового характера.
Ну, а потом наступила пора разочарований. Эти «перехватчики», типа Чубайса и Ко, демократические настроения общества и его восторг от свободы преспокойно перевели в парадигму олигархического капитализма, а демократов первой волны стали отдалять от власти. У меня уже тогда начали закрадываться сомнения в искренности тех, кто управлял страной. Они уже тогда приступили к распихиванию собственности страны по карманам.
— Но народ, сделавший изрядный глоток веселящего газа свободы, этого не заметил.
— Не заметил, а когда оказался у разбитого корыта и стал приходить в себя, ему указали на нас: вот Кислов, вот Кондратьев, они все разворовали. А вот новый губернатор Ковлягин, он вам вернет колбасу по два двадцать. И он на полном серьезе говорил об этой колбасе, и его на ура избрали.
Но именно тогда начались бесчинства «красных директоров» и «марши пустых кастрюль», тогда появилась столичная фирма «Разгуляй», которой заложили весь региональный агропром, и все остальное, характеризующее ту эпоху. При этом руководство области само признавалось, что сельское хозяйство региона отброшено назад на 40 лет, а экономические показатели 1997 года составляли 60 процентов по сравнению с 1991 годом.
Ну, а в 1998 году губернатором стал Василий Кузьмич, и началась вторая часть Марлезонского балета…
Во что сегодня трансформировалась пресловутая свобода 90-х и что может произойти, когда общество делегирует всю полноту власти в одни руки, читайте во второй части интервью с Александром Кисловым.