Важнее всего в жизни для Мейерхольда был театр
Но сегодня речь пойдет о столичном музее-квартире Мастера, расположенном в доме № 12 по Брюсову переулку. Это и по сей день жилой дом, в котором квартира №11 особенная: пять дней в неделю каждый, кому интересна личность Мейерхольда и история театра вообще, может ознакомиться с большим количеством интересных экспонатов и услышать рассказ о них от удивительных людей, которые работают в этом музее.
Конечно, лучше все увидеть своими глазами и прочувствовать историю, рассказанную или вам лично, или группе экскурсантов (небольшие пространства комнат могут вместить до 15 человек. Своей камерностью музеи Пензы и Москвы похожи). Но надеюсь, что рассказ заведующей отделом «Музея –квартиры Вс. Э. Мейерхольда» Натальи Федоровны Макеровой станет для многих своеобразным ориентиром и вызовет желание, будучи в Москве, прийти по этому адресу, ярче прочувствовать индивидуальность великого режиссера, а также эпоху, в которую он творил.
— Ваш музей по настроению, по наполнению в большей степени — музей человека или музей творца?
— В экспозиции мы стремимся показать и жизнь семьи, и творчество. Это всегда сложная задача как концептуально, так и визуально в силу трагического финала жизни Мейерхольда. Со своей второй женой Зинаидой Райх и двумя ее детьми от первого брака с Сергеем Есениным — Таней и Костей, которых Мейерхольд усыновил, они въехали в эту квартиру в год постройки дома (в 1928 году). Прожили здесь до рокового для этой семьи лета 1939 года, когда Мейерхольд в ночь на 20-е июня был арестован в Ленинграде и больше его уже никто никогда в живых не видел, а Зинаида Николаевна через три недели после этого была жестоко убита в этой квартире в ночь с 14-го на 15-е июля. Детей в течении очень короткого времени заставили отсюда выехать, они жили на даче в Балашихе, а в эту квартиру въехали люди из НКВД.
Долгое время имя Мейерхольда было вычеркнуто из истории отечественной культуры. То, что здесь был создан музей — плод невероятных усилий Марии Алексеевны Валентей, внучки Мастера, которая создала и Дом-музей в родительском доме Мейерхольда в Пензе в 1984 году. С Татьяной Есениной она добилась политической реабилитации Мейерхольда 26 ноября 1955 года, но борьба за эту квартиру длилась еще долгие годы, потому что людей из «конторы» выселить было не так-то просто.
Как только в 1991 году документы были оформлены и стало ясно, что эта квартира Мейерхольда будет одним из филиалов Государственного центрального театрального музея им. Бахрушина, мы и стали музеем. В прошлом году нашему музею исполнилось 25 лет.
Практически ничего из личных вещей не осталось. Большую часть хранившегося в семье Мария Алексеевна передала в Пензенский музей. Но ей удалось найти еще некоторые подлинные вещи и ряд похожих на оригинальные, благодаря чему удалось реконструировать кабинет Мастера по 1934 году — году последней премьеры Мейерхольда на Московской сцене, знаменитой «Дамы с камелиями» А. Дюма-сына.
Когда закрыли ГосТИМ, все что находилось в музее при театре (Мейерхольд ведь был реформатором не только в области сценического искусства, но и в организации театрального дела: он одним из первых при своем театре создал музей, куда поступали все материалы, касающиеся подготовки спектакля, его жизни, гастролей. Это афиши, эскизы декораций и костюмов, рукописи пьес, фотографии сцен из спектакля и.т.д.), было сложено в ящики и отправлено в Бахрушинский музей.
Эти фонды никому не разрешалось открывать. И только в 1974 году, когда приближалось 100-летие со дня рождения Мейерхольда, сотрудники Бахрушинского музея стали настаивать на том, чтобы хотя бы ознакомиться с содержимым этих ящиков. Когда их открыли и составили список, оказалось, что там 20 000 единиц хранения. Была устроена первая персональная международная выставка, а потом в Пензе прошла международная конференция. Для Мейерхольда бытовой комфорт был не очень важен, он не стремился иметь какие-то роскошные вещи. Главное, чтобы члены семьи были здоровы, имели возможность поддерживать хорошую физическую форму, а также путешествовать, познавать мир. Но важнее всего в жизни для него был Театр.
Что же касается творчества, того как в музее «показать» театр (ведь это эфемерное искусство: сегодня актеры играют спектакль так, а завтра по-другому, отчего и спектакль становится другим, так что театр — живой, он рождается и умирает с окончанием действа) каждый раз решаем эту сложную задачу. Благодаря огромным фондам, мы стараемся не просто «развесить картинки по стенам», но создать атмосферу дома и искусства театра Мейерхольда. Экспозицию меняем примерно раз в пять лет.
— Как Мейерхольд появился в вашей жизни?
—Театр меня манил всегда. Еще обучаясь в институте по специальности «История и теория искусства», я решила, что буду писать диплом, связанный с театральными художниками. А поскольку меня интересовало театрально-декорационное искусство, имеющие отношение к творческому объединению «Мир искусства», то, естественно, фамилия Мейерхольда возникла. Одним из моих учителей в профессии и жизни была Алла Александровна Михайлова — театровед, кандидат наук, специалист по истории и теории сценографии. Самая известная её книга — «Мейерхольд и художники». Мы с ней познакомились именно благодаря этой теме.
Алла Александровна, в свою очередь, была одним из немногих людей, мнение которого было важно Марии Алексеевне Валентей. Позже и я познакомилась с Марией Алексеевной. Она была конгениальна деду своей целеустремленностью, была человеком дела и, если ставила перед собой какую-то цель, то добивалась ее, невзирая ни на что. Скажем так, «внучка Мейерхольда» — это ее главная профессия, а «в миру» она была школьной учительницей русского языка и литературы. Школа находится в центре Москвы, среди сотен учеников у Марии Алексеевны учились читать и писать Андрей Миронов, Елена Санаева и некоторые другие известные впоследствии люди.
Прежде чем оказаться в музее Мейерхольда, я преподавала в университете, но Алла Александровна спросила меня, не хочу ли я прийти работать к Марии Алексеевне. Я задумалась, но тем не менее ушла из университета. В этом году будет уже 15 лет как я здесь работаю.
— Какое место в музее, а может быть и экспонат в этой квартире на вас до сих пор производит самое большое впечатление?
— Если говорить о мистических историях, я их не очень люблю. Просто всегда очень ответственно подхожу к всему тому, что мы здесь делаем, к любым спектаклям, вечерам, лекциям и так далее. У меня как-то сидит в подкорке мысль: «А вот если бы сейчас тут сидел Мейерхольд и за всем этим наблюдал, что бы он сказал?». Это некая внутренняя планка моя и моих коллег: все происходящее должно быть достойно Мастера. Если говорить о конкретной истории, то вспоминается предыдущая экспозиция. Перед открытием, как обычно, все доделываешь уже в ночь: что-то не вовремя привезли, что-то не довели до ума и так далее. Я всех сотрудников уже отпустила, ибо сама живу ближе остальных, время уже к часу ночи подходит, метро уже закрылось, а я в Кабинете последние этикетки приклеиваю, и вдруг слышу голоса. В «призраков» я не верю, но тут мне стало как-то не по себе: отчетливо послышались женский и мужской голоса, ощущение, что это Мейерхольд и Райх. Ну, думаю, сейчас мне жару зададут! Но «ларчик», конечно, открывался просто: это же жилой дом, кто-то из соседей, видимо, возвращался поздно и разговаривал в подъезде, но ощущение было очень … особенное.
Из вещей самым притягательным экспонатом лично для меня является визитный костюм: сюртук и жилет Мейерхольда в Кабинете. Те, кто его знали, говорили, что он был высокого роста, узкокостный, прекрасно двигался. По костюму очень хорошо представляешь себе его элегантный облик. Татьяна Есенина писала, что, когда Мейерхольд надевал фрак, женщины падали навзничь!
— Какая культурная жизнь происходит в вашем музее?
— У нас очень насыщенная театральная, музыкальная, лекционная деятельность. Несколько лет назад у нас одновременно шло два абонемента: киноабонемент «Актеры театра Мейерхольда в кинематографе» и «Актеры театра Мейерхольда в театре». Последний был посвящен судьбам актеров после закрытия ГосТИМа. В прошлом году мы начали сотрудничать с нашими соседями по улице — Московской консерваторией и Центром оперного пения Галины Вишневской. На концертах выступают вокалисты, пианисты, скрипачи и другие музыканты виртуозы, ведь Мейерхольд не только блестяще знал музыку, но для его спектаклей писали музыку Прокофьев, Шостакович, Гнесин, Шебалин и другие выдающиеся композиторы. У нас разнообразная театральная программа: играют свои моноспектакли и камерные спектакли как Народные артисты, так и студенты театральных вузов. Детей приглашаем на кукольные спектакли; есть и кинопрограмма. В целом, у нас проходит где-то по два мероприятия в неделю.
— Для вас как для искусствоведа, для театроведа какие загадки творчества Мейерхольда остались неразгаданными? О чем больше всего хотелось бы узнать?
— Архивы на самом деле колоссальные и большинство из них еще не опубликовано. Надо сказать, что до сих пор нет летописи жизни и творчества Мейерхольда. Это огромная задача, которая, я даже не знаю, когда сможет быть реализована. Мейерхольдоведение находится только в начале своего пути. Меня всегда интересовала психология творчества, как у художника рождается замысел, образ? Как говорила Ахматова: «Когда б Вы знали из какого сора, растут стихи, не ведая стыда». Почему у Сурикова, например, сани боярыни Морозовой «поехали» только после того, как он написал бегущего мальчика, а до того никак не хотели ехать? Известно, что он нашел образ боярыни Морозовой, увидев ворону, сидящую на снегу. Вот и в творчестве Мейерхольда мне очень интересно, как рождались замыслы спектаклей, от чего он отталкивался. Есть какие-то воспоминания, какие-то сведения: вот, например, когда он ставил «Ревизора», он вспоминает, что в квартире на Новинском бульваре, где они раньше жили, был какой-то большой шкаф. Этот шкаф как-то ночью приоткрылся, дверцы заскрипели, и Мейерхольду показалось, что оттуда вылезла крыса — все, родился знаменитый теперь образ пространства с пятнадцатью дверями на сцене.
— На ваш взгляд, как много мейерхольдовского в современном театре или даже в жизни в целом?
— В театре достаточно много, но только у тех режиссеров, кто хорошо учился и тех, кто искренне заинтересован в своей профессии. Находки Мейерхольда настолько вошли в практику театра в целом, что многие даже забывают, откуда взялись те или иные мизансцены, кто их придумал. И даже не в театре, — во время парадов дети взбегают на трибуну Мавзолея и дарят цветы руководителям партии и правительства. Мейерхольд ставил парады и эту мизансцену тоже придумал он. Она была растиражирована по всему Советскому Союзу. (Кстати, именно в Ленинграде, когда он был приглашен поставить физкультурный парад с институтом им. Лесгафта, его арестовали!)
А если вспомнить, к примеру, Полтаву 1906 года и тамошних зрителей, которые после сытного ужина шли в театр отдохнуть, а Мейерхольд там ставит «Нору» Ибсена! Они, конечно, ничего не поняли, спектакль провалился с треском. Он же экспериментировал и решал свою главную задачу – вовлечь зрителя в атмосферу действия: на протяжении всего спектакля свет горел и в зрительном зале, и на сцене, отказался от занавеса, более того — от сцены в зрительный зал вынесен подиум. А сейчас по всему миру модные дефиле происходят именно на таких подиумах, я уж не говорю об этом приеме в театре. Вот что такое Мейерхольд, вот как он работал с пространством. Он был творцом, созидателем, реформатором.
— Наталья Федоровна, были ли вы в нашем городе? Что можете сказать о Пензенском музее?
—Была неоднократно, благодаря любезным приглашениям Натальи Аркадьевны Кугель. В последний раз — на торжествах, устроенных ею в честь 140-летия Всеволода Эмильевича в 2014-м году. К тому событию был приурочен перенос памятника Мейерхольду из внутреннего двора на улицу. Мы приезжали вместе с Валерием Фокиным, Авангардом Леонтьевым, Анастасией Ефремовой. Вашему городу вообще повезло, что в 1984 году им руководил такой человек, как Георг Мясников, который помог Марии Алексеевне организовать музей Всеволода Эмильевича, в котором большинство экспонатов уникальны и бесценны.
Фото автора