КРОВАВАЯ ПАУТИНА ПЕНЗЕНСКОЙ ГУБЕРНИИ: ПРОДОЛЖЕНИЕ

Журналист

Примерно в 3 часа 8 минут пополудни у дачи премьера остановился изящный экипаж — ландо с красными колёсами. Из экипажа вышли трое молодых мужчин — один в штатском и двое в форме офицеров Отдельного корпуса жандармов. Двое несли в руках одинаковые чёрные кожаные портфели, с виду очень тяжёлые. Войдя в дом, прибывшие обратились к швейцару с требованием записать их на приём. 

Пунктуальный Клементьев отказался, заявив, что запись заканчивается ровно в 3 часа; опоздавшие стали возмущаться, и в это время встревожилась охрана: генерал-майор Замятнин обратил внимание, что головные уборы жандармов не соответствуют новому регламенту, введённому две недели назад, а полицейский чиновник заметил у одного из визитёров накладную бороду. Поднялась тревога. Мерзликин попытался вырвать у одного из жандармов портфель и оттеснить его к выходу, а Замятнин и капитан Ходкевич закрыли собой дверь в приёмную. 

Неизвестные, рванувшиеся к этой двери, убедились, что войти не удастся, и одновременно, с криком «Да здравствует русская революция!», бросили на пол свои портфели, в которых, как потом выяснилось, находились взрывчатые снаряды весом около 6,5 килограмма каждый. Это произошло примерно в 3 часа 16 минут — именно тогда остановились от воздействия мощнейшей взрывной волны настенные часы в приёмной…

«До чего велико было сотрясение воздуха, свидетельствует тот факт, что содрогнулись как бы от землетрясения все дома на Выборгской стороне, — так описывался позднее этот взрыв в столичной газете «Биржевые ведомости». — Пароходы, стоявшие у Летнего сада, закачались как от порыва ветра. Разносчик фруктов, стоявший <…> на противоположном берегу Большой Невки, был отброшен на несколько шагов и сбит с ног». В другой газете сообщалось: «Взрывом разнесло среднюю часть громадной дачи до верха, причём мебель — часть столов и несколько стульев — оказались на самом берегу реки, а шторы на окнах оказались застрявшими на вершинах деревьев, расположенных вблизи дачи». Почти полностью были разрушены передний фасад и подвальное помещение здания. Основная сила взрыва ударила по приёмным, убив и искалечив почти всех, там находившихся.

В это время П.А. Столыпин принимал в своём кабинете приезжих из Симбирска: губернского предводителя дворянства В.Н. Поливанова и председателя губернской земской управы Н.Ф. Белякова. К кабинету примыкала малая приёмная, в которой за столом, недалеко от двери, сидел С.А. Хвостов. По воспоминаниям находившегося в приёмной вместе с Хвостовым князя Н.В. Шаховского, начальника Главного управления по делам печати (умер в больнице 19 августа (1 сентября) от заражения крови), они сначала сидели рядом, но потом Шаховского «что-то подтолкнуло» и он пересел на диван. Во время взрыва диван вместе с сидевшими выбросило на улицу и засыпало обломками, а Хвостов был убит (по другим данным, смертельно ранен). 

Отделённый от места взрыва несколькими стенами П.А. Столыпин был слегка контужен и облит чернилами из подброшенной взрывом бронзовой чернильницы. Первыми его словами после случившегося были: «Где моя семья?» Выбравшись через окно из заваленного рухнувшими перекрытиями кабинета, премьер потребовал лестницу и поднялся на второй этаж, где вместе с другими уцелевшими стал разбирать обломки. 

Разрушенная дача напоминала поле боя с разбросанными повсюду телами и частями тел; стоны и крики неслись отовсюду, и среди всего этого хаоса металась в истерике жена С.А. Хвостова, разыскивая мужа. Прибежавшие на помощь офицеры и солдаты лейб-гвардейского гренадерского полка, полицейские и просто прохожие и соседи помогали извлекать из развалин раненых и погибших. Оказалось, что пострадали более 60 человек, из них 24 (в том числе и все три подрывника) погибли на месте. Шесть человек умерли позже в Петропавловской больнице, куда доставили всех раненых (кроме получивших тяжёлые травмы и ранения детей Столыпина — 14-летней Натальи и 3-летнего Аркадия: их отвезли в частную лечебницу Кальмейера). В Петропавловскую больницу отвезли и всех погибших, но А.И. Хвостова тут же забрала тело мужа на квартиру, не желая оставлять его в кошмарно выглядевшем дворе лечебницы, где были сложены тела…

Среди пострадавших при взрыве оказался и неизвестный молодой офицер, стоявший на улице недалеко от дачи. Его тоже отвезли в Петропавловскую больницу, перевязали руку, легко задетую осколком, и он ушёл, передав медикам все бывшие в кармане деньги — для помощи раненым. Как выяснилось позже, это и был руководитель покушения — глава Боевой организации «Союза социалистов-революционеров-максималистов» Михаил Соколов («Медведь»), а в роли «жандармов» и неизвестного штатского выступали члены организации Никита Иванов («Федя»), Элья Забельшанский («Француз») и Иван Типунков («Гриша»). Взрывные устройства были изготовлены в Москве, в квартире писателя Максима Горького «Боевой технической группой» большевиков под руководством Леонида Красина и под охраной Симона Тер-Петросяна, больше известного как Камо. 

Тщательно разработанное покушение было рассчитано на громкий политический резонанс (по словам Соколова, был «важен размах»: «…дело не в устранении, они должны знать, что на них идет сила»). К несчастью, «размах» оказался причиной гибели слишком многих простых людей, ни в чем не виноватых с точки зрения революционеров, — лакеев, официантов, курьера, кучера, швейцара, шести женщин разных сословий и даже пятилетнего ребёнка. Это не помешало эсерам-максималистам вскоре выпустить прокламацию, в которой утверждалось: «Скорбя лишь о тех пострадавших, которые совершенно не причастны к порабощению народа, — равно как и детях, хотя это и его дети, — мы думаем, однако, что эти жертвы и страдания ничто в сравнении с жертвами и страданиями, которые вынес и будет выносить русский народ от руки Столыпина».

Дальнейшие события в чём-то подтвердили предсказания революционеров. Своим неудачным покушением они озлобили до крайности общество и правительство. Мужественно перенёсший трагедию П.А. Столыпин получил долгожданную поддержку от Совета министров и 19 августа (1 сентября) 1906 года был принят «Закон о военно-полевых судах» — «мера исключительной охраны государственного порядка», согласно которой любой, обвинявшийся в очевидном тяжком преступлении, особенно в нападении на военных, полицейских и должностных лиц, судился особым офицерским судом и в случае приговора к смертной казни — предавался ей в течение 24 часов. Именно таким судом были приговорены к смерти многие из участников покушения, арестованные в 1906-1907 гг., в том числе и М.И. Соколов-«Медведь», повешенный 2 (15) декабря 1906 года…  

В Пензе сообщения о взрыве на министерской даче и гибели С.А. Хвостова были встречены с подобающим скорбным чувством. 13 (26) августа была отслужена панихида по покойному в Пензенском губернском правлении и послана сочувственная телеграмма А.И. Хвостовой; 14 (27) августа в Пензенском кафедральном соборе епископом Тихоном совершены заупокойная литургия и панихида (присутствовали губернатор С.В. Александровский, вице-губернатор, чины правительственных, общественных и сословных учреждений); 15 (28) августа состоялись панихиды в депо Вольного Пожарного общества и в здании Татищевской женской ремесленной школы. 

Тем временем тело С.А. Хвостова следовало поездом в Елец, к месту последнего упокоения. 17 (30) августа в час дня на перроне Елецкого вокзала состоялась траурная встреча: «Без всякого приглашения явилось всё городское духовенство, два хора певчих, множество публики; слышались резкие проклятия в адрес убийц. Катафалк потонул в венках». Гроб с телом был доставлен в село Воронец и помещён в домовой склеп.

А на следующий день в «Пензенских губернских ведомостях» был опубликован некролог С.А. Хвостову, в котором упоминалось о «светлых воспоминаниях», оставшихся у жителей Пензы от знакомства с этим честным и благородным деятелем…

(Продолжение следует.)

Источник фото: http://img-fotki.yandex.ru/