Внеклассное чтение. Михаил Салтыков-Щедрин «Пошехонская старина»
Если сравнивать книгу с домом, в котором читатели оказываются в гостях у автора, то при чтении Салтыкова-Щедрина, Гофмана и прочих «злых сказочников» представляется сначала некий коридор, в котором многие разулись, оставили верхнюю одежду, зашли в комнату — да как-то там и запропали, причем не по причине веселья и радушия, оказываемого хозяевами. Не каждый потенциальный читатель с чуть менее крепкими нервами будет чувствовать себя уютно, заходя в такой дом и, соответственно, поостережется открыть очередную книгу подобного автора.
У некоторых патриотично настроенных пензяков имя писателя вызывает дополнительную неприязнь: служивший некоторое время в нашем городе управляющим казенной палатой Михаил Евграфович вывел некоторые нелестные впечатления о городе, его чиновниках и жителях в «Письмах о провинции», «Помпадурах и помпадуршах», «Пошехонских рассказах» и в «Истории одного города».
Но существует роман «Пошехонская старина», ставший последним в творческой биографии Салтыкова-Щедрина, — произведение, способное сломать привычные стереотипы. В «Пошехонской старине» писатель обращается к прошлому, к временам крепостного права, которые он застал будучи ребенком и молодым человеком. И хотя в примечаниях к роману Салтыков-Щедрин просит не смешивать его с личностью Никанора Затрапезного — человека, от лица которого ведется рассказ, по мнению исследователей жизни и творчества писателя, параллелей между автором и его героем немало: и автобиографические моменты, и реальные исторические факты, облеченные в художественную форму, нет-нет, а описываются в данном произведении.
Нет, «Пошехонская старина» не отличается позитивом, и не может быть таковой в принципе уже из-за одной только выбранной темы. Напротив, тут тоже надо быть готовым к горечи, беспросветности, убожеству быта и рабского образа мыслей крепостных людей, узости интересов, алчности и жестокости помещиков, собраться с духом и осилить объемное повествование об одном из самых позорных явлений отечественной истории, не позволявшем огромной стране развиваться должным образом.
Я б сказала, «Пошехонскую старину» неплохо бы проходить в рамках факультатива по истории, как свидетельство очевидца, для более развернутого подхода к раскрытию программных определений «барщина», «оброк», «дворовые», «крепостные крестьяне», хотя и с литературно-художественной точки зрения роман превосходен.
Главное отличие «Пошехонской старины» от прочих произведений Салтыкова-Щедрина — это масштабный гуманизм. Усадьба Затрапезных — место, где все равны перед Богом в своей уязвимости, там испытываешь жалость и сочувствие ко всем и каждому. Там никому не сладко и все указывает на скорый конец подобной системы в целом, на ее нежизнеспособность и отсутствие перспектив.
Даже помещики (родители Никанора и его многочисленных сестер и братьев): равнодушный, глупый, бездеятельный, ушедший в себя отец или скупая, жесткая, бездушная, крепкая исключительно практическим умом мать, не дающая своим детям ни любви, ни ласки, ни даже хорошего питания и возможности быть физически развитыми, вызывают какое-то сочувствие, не говоря уж о крестьянах и дворовых людях, которые живут хуже цепных псов. Все они — от дворян до слуг словно бы тащат свою лямку, ни в ком нет живых чувств, даже хозяева не способны насладиться жизнью.
Припасы портятся, домочадцы давятся разбавленной, подправленной скудной пищей, дети не могут сорвать яблочко в собственном саду. Помещица забывает причесаться и ходит в засаленной одежде, все ее мысли направлены на хозяйственные подсчеты, стремление извлечь выгоду, чтобы затем купить новые земли и пытаться выжать из них и из работающих на них мужиков все до последней капли — и так до бесконечности, а затем потратить деньги на отправление детей в столицы на учебу да на приданое дочерям — и все это обуза, наказание, тяжелое ярмо.
Живущие по соседству помещики хотя и представляют собой какую-то более-менее вариативную галерею образов, однако счастья, ощущения полной жизни нет и в помине. Столичные родственники и знакомые — тоже сплошь жалкие, карабкающиеся и цепляющиеся за что-то люди, чье относительное благополучие словно бы каждый день под угрозой. Ничего общего с обитателями усадеб Тургенева или завсегдатаями светских раутов Толстого.
Рядовые, обычные помещики-хозяйственники, которые не ездят «на воды», не едят трюфелей, не танцуют мазурок.
Что уж говорить о дворовых, у которых просто нет никаких вариантов ни в плане действий, ни в плане мыслей. В «Пошехонской старине» автор описывает как безымянных типичных представителей народа и представляет читателям портретную галерею конкретных крепостных, причем именно в этих портретах сложно заподозрить выдумку, наверняка писатель сталкивался с их прообразами — настолько они получились живыми. Впрочем, помещики — родственники и соседи Затрапезных тоже описаны колоритно.
Даже природа земель, являющихся местом действия, какая-то убогая, жалкая, словно чего-то недополучающая. Однообразная, серая, нестабильная насчет урожаев Средняя полоса России. И тем не менее, невозможно не отнестись ко всему описываемому без сострадания и любви, если у тебя есть сердце, то горячие слезы наполнят глаза и невольно начнешь задумываться, почему огромная страна и люди, живущие в ней, оказалась в такой ситуации.
Надо сказать, что Никанор, от лица которого ведется повествование, не сосредотачивается на себе, своих переживаниях и чаяниях, а в основном живописует окружающую действительность, у Салтыкова-Щедрина замечательно получилось объединить впечатления подростка и размышления взрослого человека. Однако есть в книге своего рода поворотный момент, когда юный Никанор вдруг четко понимает, что существующий порядок жизни ненормален и несправедлив.
Крепостное право, тяжелое и грубое в своих формах, сближало меня с подневольной массой. Это может показаться странным, но я и теперь еще сознаю, что крепостное право играло громадную роль в моей жизни, и что только пережив все его фазисы - я мог придти к полному, сознательному и страстному отрицанию его.
Поэтому роман «Пошехонская старина» хотелось бы порекомендовать и молодым людям, пластичные умы которых еще в состоянии не только воспринимать информацию, но и свежо прочувствовать прочитанное, и людям зрелым, ведь программных произведений на тему крепостного права подобного объема и размаха, пожалуй, в русской литературе не так и много, с высоты жизненного опыта тоже возможно сделать немало открытий.Невольно проводишь параллели с днем сегодняшним, то и дело неприятно удивляешься, как, оказывается, может аукаться всем нам та далекая эпоха и насколько трудно искоренима заложенная столетия назад рабская психология.
Более того, в наши дни, когда участились случаи использования людей в качестве рабов, существует торговля людьми или намеренно, с точки зрения выгоды, определенные социальные, профессиональные или национальные группы низводятся в своих правах и свободах до полурабского положения, это произведение позволяет отследить массу параллелей, схем и принципов поведения «хозяев» по отношению к «крепостным». По-прежнему черта, оказавшись за которой человек становится вещью, слишком близка, и от ее пересечения, увы, мало кто надежно защищен.
Источник фото: http://www.aif.ru/culture/classic/1354846