Внеклассное чтение. Франц Эмиль Силланпяя. Праведная бедность. Полная биография одного финна
Татьяна Мажарова
Татьяна Мажарова
Лето — особенная пора в поле чтения. Если в вашей семье или среди знакомых есть школьники, то наверняка вам знакомо некое гнетущее настроение, которое при воспоминаниях о заданной программе чтения классики накрывает тех, кому «хочется гулять». И именно летом, пробежавшись глазами по списку того, что же рекомендуют нынче детям к чтению, как никогда часто начинаешь сравнивать свои детские ощущения от всех этих произведений с взрослыми.

234.jpg

Кто-то, возможно, после окончания школы с облегчением захлопнул последнюю хрестоматию, чтобы никогда не возвращаться ко всей этой «скуке», кто-то наоборот гораздо позже сообразил зачем все это было нужно — и перечитал, а кому-то и вовсе это может показаться красивой проблемой: заставляют читать, дают список — вот бы вместо всей этой суетливой, рутинной, полной стрессов взрослой жизни тебя бы не доставали ничем, кроме как сядь, почитай.

Если вдруг кто-то согласен поиграть в такую проблему и только и жаждет почитать какую-то не особо известную классику, то разрешите предложить вам познакомиться с Францем Эмилем Силланпяя — единственным лауреатом Нобелевской премии по литературе из Финляндии.

Классическая литература небольших стран, особенно тех, которые являются соседями твоей собственной, или национальная литература — это очень хорошая прививка от дутого величия, снобизма, иллюзий всезнайства. Да, редко, когда небольшие страны дают миру программные произведения или авторов «на века», но кому как не нам — жителям провинции — не знать об испытываемой досаде от того, что ничего-то «они» (политики, медийные персоны и прочая «говорит Москва») на самом деле не знают, к примеру, о «настоящей России» . Разве не просыпается почти что в каждом из нас иногда желание выговориться, дополнить картину?

Ровно так же и с литературой. Очень важно для воссоздания полной картины каких-то событий, осознания целого исторического периода услышать эти «голоса с мест». Взять к примеру начало XX века и целый ряд прогрессивных, безжалостных, великих и трагических потрясений, затронувших весь мир. Что происходило в тихих и неприметных уголках этого мира, каким эхом отдавались события в душе самого простого человека? Иногда именно это очень важно прочувствовать и понять.

Тот самый финн, за описание жизни которого взялся Силланпяя, канонически прост и «мал». Юха Тойвола — сын разорившегося землевладельца-крестьянина, потерявший в юности всех близких родственников и не имеющий ни гроша за душой, стал батраком, затем торпарем, а к концу своей очень обычной, наполненной ежедневным тяжелым трудом жизни — социалистом.

Силланпяя — бытописатель сельской Финляндии, который и сам был родом из крестьянской семьи, имел непосредственный опыт деревенской жизни с самого начала книги ставит читателя перед фактом того, что все будет предельно честно, трезво, прагматично. То, что застреленный белогвардейцами Юха Тойвола упадет в яму, полную тел других социалистов, описано в самой первой главе.

Ну, вот, — скажет кто-то, пропагандистская история о хороших и плохих, белых и красных — и в корне ошибется. Писателю, чья родина получила после революции независимость, перестала иметь отношение к Советской (уже ) России совершенно не нужно было ставить свое творчество на нужную идеологическую платформу. Более того, читая «Праведную бедность» поражаешься, насколько хорошо у автора получается не вставать на какую-либо платформу в принципе, кроме главной — гуманизма. Причем гуманизма не слезливого, не душещипательного, не спекулятивного.

В книге очень много тяжелых моментов, однако ни один из них автор не раскачивает, не доводит до моря слез и отчаяния, не толкает терпящих нужду и горести на стезю святости. И в то же время «Праведная бедность» — это не нарочитая, доведенная до ощущения хруста суставов на дыбе «чернуха». Жизнь, обычная человеческая жизнь — тяжелая, горькая; не ставшая счастливой, не получившая развития личность, но все это без персонификации «врага», «зла», чего-то, что стало этому причиной. От частного к общему и (по результатам размышления над книгой) обратно — вот путь, предлагаемый писателем.

Гуманизм Силланпяя самого честного порядка: посмотри на человека, прими его таким как есть и признай его шанс на счастье, на надежды, на сочувствие. Смотри, у него может не получится и даже не получается, решай, виноват ли он сам в своих бедах или протяни ему руку, прояви сочувствие.

Силланпяя сразу же накормит нас жизненным финалом, чтобы вернуться к началу, дать читателю возможность поразмышлять, почему так получилось, насколько «красным» был Тойвола и тысячи таких как он, и что стало тому причиной.

1020793-sillanpja_obl.jpg

Но не динамичные последние главы, описывающие картины революционного настроения финской глубинки — суть этого произведения. Вся стремительность времени действия финальной части книги словно бы диссонирует с местом действия, с центральными персонажами.

Юха Тойвола, его в определенном ракурсе маленькая и незначительная жизнь на самом деле — и есть самое важное в этой книге. Суть финского темперамента наконец может открыться читателю не в сравнении с темпераментами других народов, а в своей стихии. Описываемые в книге типажи, жизненный уклад, картины природы вообще не оставляют вопросов, почему финнам свойственен темп, над которым принято подтрунивать. После «Праведной бедности» кажется даже не сомневаешься, что и сам бы был точно таким же на этой земле, с подобной национальной историей.

Однако есть в «Праведной бедности» и наднациональные вопросы и проблемы, которые очень актуальны в любое время, и на которых, к сожалению, не так часто заостряется внимание современных писателей. Например, индивидуальность человека, ставшая сейчас своеобразным культом, одиночество, независимость, к которым так модно стремиться. И очень часто это лукавые такие категории, ведь очень удобно стать таким одиноким и независимым, выжав откуда-то определенные ресурсы и поскорее покинуть те места и тех людей, которые тебе их дали.

Вот Юха Тойвола — это настоящее одиночество, настоящая незамутненная «индивидуальность». Жестокий пьяница-отец, не сумевший удержать статус землевладельца в сложный экономический период, проводившая все время в трудах и впоследствии от трудов погибшая мать, равнодушные сводные сестры — никто не покушается на «индивидуальность и независимость», никому Юха не нужен совсем, никто не вкладывает в него души, не проявляет участия, не занимается его воспитанием.

Годы идут, а восприятие мальчика, затем юноши, затем молодого мужчины пугающе незамутненное. Его как щепку несет поток жизни, он ничему не обучен, пассивен, забит, ему трудно общаться с людьми, трудно обозначить цель существования. Он живет в задних комнатах дальних родственников, не понимает на что он имеет право, кто он, чей он, зачем он. Юха тупо считывает из окружающего мира то, что способен считывать, очень схематично, неразумно, но у него нет выбора.

Сиротство, отсутствие корней, семьи, настоящее одиночество, ненужность, невозможность развиваться, костность — самые страшные темы этой книги. А уже потом, как побочный эффект всего этого — увлечение чужими идеями, которые может быть принесут и тебе самому что-то необходимое, важное, дадут смысл. Но может и обманут.


Возвращаясь к летним программам чтения, возможно, и не стоит стоять над душой у собственного чада с безапелляционным «прочитай все!». Но тем, кто постарше и ужасно хочет поскорее избавиться от родительской опеки, это непрограммное произведение стоит каким-то образом «подсунуть» или хотя бы пересказать своими словами, не только как маркер того, что ты, родитель и сам что-то читаешь, но и как наглядный пример того, как может обернуться жизнь человека, которого, в том числе и никогда не заставляли читать.

Похожие статьи