Внеклассное чтение. Донна Тартт «Щегол»
Татьяна Мажарова
Татьяна Мажарова
Как же всегда сложно и ответственно высказывать свое мнение, если предмет обсуждения и анализа у всех на слуху. Ну, во-первых, даже невольно в общем информационном потоке рискуешь словить что-то, что отметили, выделили до тебя как ты не вакцинируйся сознательным нечтением чужих мнений.

sd.jpg

Во-вторых (на фоне первого), несколько теряешься, если твое собственное видение в чем-то не совпадает с вердиктом слишком большого количества авторитетных людей, но иногда сама прочитанная книга, как в случае со «Щеглом», прямо-таки кричит о неоднозначности восприятия вещей и смущение как-то уходит: все нормально, ты это видишь так — значит, оно так и есть. Ну, тогда я выдыхаю и выскажу мнение, что «Щегол» — написанный хорошим языком, изысканный, увлекательный, но слишком мало имеющий с реальностью, практически фантастический или сказочный роман.

Донна Тартт талантливо создала свою, новую реальность, сумев собрать воедино все «ее идеальное» не в том смысле, что все красивенько и причесано, а в том, что все выпукло, ярко, балансирует на грани, и серость, монотонность, рутина и неитересные персонажи отсуствуют в принципе. Я бы сказала, что «Щегол» — это грамотный оммаж и Старому свету с его культурным пластом, и в то же время всему тому американскому, что успело обрасти традицией: нью-йоркская жизнь в духе Вуди Аллена, помноженная на роскошь сериала «Сплетница», и безумные жаркие денечки, и выходки культового Лас-Вегаса (куда действие ненадолго, но знаково перемещается).

Сюжет в этом очень объемном романе — не главное, но совсем не обозначить его не получится. Подросток Тео Декер живет с мамой. Мама ему досталась очень нестандартная: творческий человек, знающий и любящий искусство, всегда готовый учиться и совершенствоваться в том, что касается работы, мама, разбрасывающая вещи и не успевающая готовить еду, спонтанная в своих желаниях, красивая, оригинальная, но не очень счастливая. У многих супругов есть разногласия, но в данном случае каждый год, прожитый вместе, увеличивал пропасть, снижал коэффициент доверия и повышал градус раздражения.

Влезающий в долги, нестабильный, выпивающий отец был для Тео невнятной, непонятой фигурой, которая всегда оставалсь по другую линию фронта, — с мамой было как-то надежнее, так что, когда этот родитель испарился в незвестном направлении, у мамы с сыном в какой-то степени свалилась гора с плеч, в теперь уже однозначной связке этим двоим стало комфортнее.

Наверное, можно сказать однозначно, что Тео — тот самый пример удавшегося следования за родителем, о котором многие (родители) мечтают и который не сильно заморачивающиеся на исключениях из правил психологи выносят, к примеру, в постулат «ваши дети начнут читать, если увидят, что вы читаете».

Были ли у него какие-то свои хобби и стремления — лично для меня осталось загадкой, мама грамотно засеяла все хоть сколько-нибудь плодородные земли сознания и восприятия сына хорошими, качественными увлечениями, но исключительно своими. Четырнадцатилетний Тео смотрел старое кино с Робертом Митчумом, знал, что мама слушает Шостаковича, и имел всю мамину подборку в плеере, и, конечно же, разбирался в живописи, ибо мама частенько водила его с собой в музей Метрополитен.

Однажды маму вызвали в школу вместе с Тео и поначалу то, что эти двое никак не доберутся до школы то из-за погоды, то из-за пробок, то из-за того, что забыли позавтракать, очень устраивало парня. В конце концов, мама и сын решили провести оставшееся им до посещения учителей после уроков время в музее, где проходила выставка старых мастеров. Среди экспонируемых шедевров у мамы была любимица — картина голландского художника Фабрициуса «Щегол», к которой она стремилась несмотря на то, что посещала выставку не первый раз, а Тео не то, чтобы с энтузиазмом, но достаточно благосклонно и спокойно шествовал по залам и уже наметанным глазом и со сложившимся мнением (маминым, конечно) мог давать тем или иным картинам оценки.

Вдруг в музее он увидел необычную рыжую девчонку с флейтой в футляре и пожилым колоритным спутником, видимо, дедушкой — эта девчонка заинтересовала его гораздо больше картин, в основном, видимо, своей послушной приклееностью к своему наставнику и этой флейтой, и вообще самим нахождением в Метрополитен — как зеркальное отражение Тео, ему очень захотелось познакомиться, но что он мог сделать, если мама знакомиться с ней не планировала?

И тут, как квинтеэссенция помощи вселенной в плане «сделайте что-то за меня, дайте мне шанс действовать самому» в музее случается взрыв, террористический акт. По-моему это настоящая фантастика или утопия — катастрофа в известном, знаковом месте, Герострат и Кинг-Конг в одном флаконе. Господи, да это одно из главных мечтаний не только ребенка, но и взрослого человека: оказаться в магазине сладостей без продавцов, в банке с открытой кассой без операционистов, в музее с шедеврами без охранников — покинутая пещера Али-Бабы!

Ну да, конечно, без травм и потерь здесь не обойдется, Тео явно был контужен, еле пришел в себя, увидел вокруг искореженные стены, торчащие провода и арматуру, погибших, засыпанных слоями строительной пыли людей. Однако тот самый старик, который был с девчонкой, тоже оказался рядом — и был еще жив. Как типично волшебная фигура в судьбе любого персонажа фэнтези, старик произносит несколько знаковых фраз с указанием общего пути следования и частного нью-йоркского адреса, отдает герою артефакт (в данном случае — кольцо с пальца) и к тому же, увидев неподалеку сорванный взрывом со стены шедевр — того самого «Щегла», мотивирует Тео к тому, чтобы взять эту картину с собой.

Ну, и пошло-поехало. Чудом выбравшись незамеченным в суматохе ликвидации последствий теракта, Тео бежит домой с сумкой, в которой спрятан шедевр, и только после нескольких часов пустого ожидания мамы дома понимает, что она не вернется.

Ничего себе, это только начало... Дальше книга приобретает черты английских романов про сирот — хороших, вдумчивых романов причем. Так и хочется подсунуть этот этап «Щегла» своим детям, которые день за днем игнорируют какие-то твои просьбы и не только совершенно не хотят слушать твоего Шостаковича, но и вообще игнорируют все твои просьбы и наставления: на, вот, дитятко, почитай, подумай, почувствуй, как оно — без мамы.

Чуть позже, когда повествование переносится во внезапный Лас-Вегас с обьявившимся кутилой-отцом книгу мысленно захочется у этих детей отобрать, ибо мало того, что с большинством непутевых или занятых пап жизнь сразу же залихватски срывается с цепи — праздник непослушания, прогуливания уроков, конфет, сигарет и вкусных наркотиков: это нам-то, взрослым уже понятно, что все это продолжает означать «как плохо без мамы», а подросткам может показаться иное.

1013007819.jpg

И, мало того, появляется друг: такой колоритный, такой безбашенный, такой противоречивый, свободный, обаятельный, глушащий водку и наркотики, но в то же время читающий Достоевского, он берет героя с собой в этот жуткий новый мир безнадзорности, а зовут его Борис — и он русский, к тому же родившийся в Австралии, за свою недолгую жизнь живший на Украине, в Африке, да и чуть ли не Луне.

Мне одной кажется, что это Карлсон и Пеппи, переписанные Хантером Томпсоном? Неужели кто-то воспринимает всерьез этого воображаемого друга? Этот Борис, на мой взгляд, и самая большая удача романа с точки зрения яркого фэнтези, и самый большой прокол с точки зрения реалистичности. Да, Донна Тартт, пожалуй, куда больше других авторов подкована в терминах, жаргонизмах и других «русских следах», но все равно то и дело на улицу выходит медведь с балалайкой. Очаровательно, но, увы, не про жизнь.

Лошадиные дозы оксиконтиновых конфет и водочных лимонадов не убивают героя (сказка продолжается), и он находит в себе силы вернуться в обычную жизнь, впрочем, жизнь, отмеченная смертью самого близкого человка, никогда не станет обычной.

Роман очень большой, я вам и трети не обозначила, в нем находится место много чему еще, читается он с интересом, заложенные в нем мысли о человеческой близости, одиночестве, искусстве и амнистировании грехов крайне любопытны, но в общем и целом создалось впечатление, что успех «Щегла» вызван волной успеха «Гарри Поттера» (да и Борис называет Тео «Поттером» за то, что он носит очки), просто к Джоан Роулинг прибавился Диккенс, Томпсон, да и много кто еще, а Тартт хорошо и долго (10 лет) поработала на ниве постомодернизма. Иногда даже не понимаешь, как и к чему прибавлять время, текущее в книге, какой на дворе год и не вышли ли мы вместе с героями в иную реальность.
Источник фото: https://www.ozon.ru, https://www.eriksmits.com

Похожие статьи