«Я помню блокаду»

Журналист

 — Я буду рассказывать то, что видел своими детскими глазами и то, что рассказывали очевидцы. Эти события четко отразились в моей памяти, — говорит Борис Аркадьевич. — Первое, что запомнилось — это голод и выстрелы. Известно, что в самом начале блокады фашисты разгромили и уничтожили продовольственные склады. Оставив город с трехмиллионным населением на вымирание. Оказавшись в таком положении, люди съедали все, что можно было жевать.

После обработки они употребляли в пищу обувь, ремни, не говоря уже о кошках, собаках, и всех окружающих животных. С большим удовольствием ленинградцы ели жмых, которым кормили лошадей. Его замачивали в воде и пропускали через мясорубку. Из этой массы делали лепешки. Это было настоящим спасением.

Второе блокадное блюдо, в которое сейчас слабо верится, — котлеты из ваты. Ее сперва замачивали в воде на несколько дней, потом слегка отжимали и прокручивали через мясорубку. Из нее выходила совсем не похожая на вату масса, ей придавали форму и жарили. Масла нормального не было — использовали машинное.

Полезности в этих котлетах, конечно, никакой, зато притуплялось чувство голода. В период блокады имело место людоедство. Известен случай, когда мать совсем малолетнего сына сварила в ведре для белья, а дочь 12 лет зарезала ночью ножом. Над женщиной в городе состоялся показательный суд.

Как вспоминает Борис Аркадьевич, у подруги мамы во время налетов полностью разбомбило квартиру, и она стала жить у них. Однажды на рынке, простояв огромную очередь, женщина купила мясо. Дома стали его варить, оказалось — это кусок человеческого тела. Он существенно отличался от говядины. Есть, конечно, не стали.

Приходилось есть ребенку холодное блюдо, изготовленное из столярного клея. За хлебом во времена блокады стояли часами: рабочему гражданину полагалось 250 граммов, а всем остальным, включая детей, — 125. В хлеб, который выдавали по карточкам, добавляли опилки, что делало массу тяжелее.

Однажды мама маленького Бориса поменяла золотое ожерелье на булку хлеба: для семьи был настоящий праздник.

От голода в Ленинграде ежемесячно умирали тысячи человек: похорон не было. Трупы скидывали в грузовики и отвозили на Пискаревское кладбище. Там закапывали в братские могилы. Запомнилась юному Борису страшная церемония, произошедшая у кирпичного завода в Московском районе Ленинграда. У въезда стояла вереница машин с телами. Рабочие укладывали покойников на транспортер, включали машины. Труппы скидывались в печь и сжигались.

ЖИЗНЬ СПАСЛА СОСЕДКА

Малевы жили в самом центре города, напротив Московского вокзала. Рядом была церковь, которую снесли, во время войны (сейчас на этом месте находится первая «Площадь Восстания»). За этой церковью и стоял их дом. Однажды в 12 часов дня, когда Борис был один в комнате большой коммунальной квартиры, в окно третьего этажа влетел снаряд. Он разорвался на четвертом этаже. Четыре квартиры и пол перед выходом на лестничную площадку были полностью разрушены. От белой пыли при сотрясении ничего не было видно.

Выбежал из квартиры мальчик, помня только направление к выходу, не зная, что пола уже не было. Ступив одной ногой в пустоту, уже летел бы вниз, когда оказавшаяся рядом соседка схватила его за руку и удержала от падения.

— Возможно, она спасла мне жизнь, — признается Борис Аркадьевич. — В разрушенных четырех комнатах тогда никто не погиб: все были на работе. Наша комната примыкала к этим четырем и оказалась в аварийном состоянии, поскольку частично зависла на балках.

ДОРОГА В ПЕНЗУ

В августе 1942 года Малевы были эвакуированы из Ленинграда по «дороге жизни» — Ладожскому озеру на небольшом пароходе. Высадили их на другом берегу, провели там ночь, на следующий день приехали автобусы, которые доставили блокадников к железнодорожной станции. В маленьких вагонах ехали 17 суток. По дороге можно было, видеть, как ленинградцы, измученные голодом, покупали на остановках ягоды и фрукты. Руки не мыли, так как попросту воды не было. Началась жуткая дизентерия, погибали целыми семьями.

Довез поезд Бориса с мамой до Сызрани. А там из Пензы приехали родственники и увезли их с собой. В городе на Суре поселились на улице Калинина в маленьком деревянном доме. Жизнь после Ленинграда казалась раем. Было все: картошка, мясо, вода. Мальчик пошел в школу, затем отслужил в армии, поступил в Пензенский индустриальный институт. После этого несколько лет отработал на закрытом оборонном предприятии. Затем стал преподавать в политехническом институте. Защитил кандидатскую диссертацию, подготовил более шести тысяч специалистов.

КАК СТАЛ БЛОКАДНИКОМ

Работница ЖЭУ сказала: «В период блокады разводили огонь домовыми книгами, поэтому если ваша книга сохранилась, то считайте, что вам очень повезло».

— Начала искать и нашла, — говорит Борис Малев. — Там было написано, что мы были эвакуированы, проживали по улице Восстания, дом 2, кв. 7. Вот так я стал узаконенным жителем блокадного Ленинграда.

Не могу сказать, что я — типичный блокадник. У многих из тех, кого я знаю, сейчас уже большие проблемы со здоровьем. Несмотря на то, что я перенес, в том числе, и сугубо блокадные болезни, особых болячек у меня нет, — признается Борис Аркадьевич.

Фото автора  из личного архива Б. Малева