Инвалидность не приговор. Успех Алексея Транцева
...Зал с пензенскими участниками тренинга был завоеван Алексеем Транцевым практически сразу. Ведущий вышел к людям в легкой одежде, в майке с коротким рукавом. Благодаря этому было отлично видно, что правая рука у Алексея практически отсутствует, а левая рука переходит в протез чуть ниже локтя. Ни малейшей попытки скрыть свою инвалидность — встать боком, прикрыть отсутствующие конечности пиджаком. Алексей Транцев просто встал перед своей аудиторией и начал говорить.
И с этого момента люди в зале перестали воспринимать его как инвалида, человека ограниченного. Пензенцы видели перед собой талантливого и харизматичного оратора, который рассказывает о важных вещах. Количество рук у Алексея Транцева никого более не волновало.
Инклюзивность — непростая тема. Инвалиды и люди без инвалидности, гармонично существующие в одной среде - об этом много говорят, но мы редко наблюдаем подобное на практике. А вот Алексей Транцев словно воплощал собой, своим поведением инклюзивность. И поэтому высказываемые им идеи вызывали доверие.
Основной секрет был, видимо, в том, что Алексей не давал окружающим ни малейшего шанса себя пожалеть. Он не производил впечатления человека беспомощного, ущербного. Он сам одевался, сам переносил свои вещи. Сам заваривал и пил чай. Да, рука с протезом сгибалась при этом под непривычным углом, но это уже мелочи.
И дело тут не только в способности к самообслуживанию. Разговаривая с пензенцами, Алексей Транцев активно жестикулировал с помощью своего протеза. Даже в таких мелочах он не был ограничен. Наоборот, благодаря протезу, у Алексея были преимущества перед другим любителями эмоциональной жестикуляции: кисть его искусственной руки может вращаться вокруг своей оси.
...Когда я здоровался с ним за руку, это вызвало у меня секундное затруднение. Но не потому, что Алексей протягивал мне, по сути, протез, а оттого что он предлагал мне пожать левую руку. А я все-таки правша.
— Расскажите о вашей искусственной руке. Что она может и чего не может?
—Это протез активного типа. Здесь диоды очень плотно походят к коже и считывают мышечное электричество. По сути, происходит так: я думаю, что сжимаю кулак, этот сигнал передается в мышцы, считывается программой и кулак сживается.
Это протез фирмы «ОТТО БОКК», собранный в Москве российскими протезистами. Очень хорошая, полезная вещь. Но он довольно жесткий по своей гильзе, поэтому приходилось долго учиться с ним работать. Примерно полгода у меня ушло на то, чтобы приспособиться и носить протез хотя бы по 4 часа в день. Сейчас, когда кожа уже огрубела, я могу ходить в протезе сутками. А первое время доходило и до кровавых мозолей, и рука опухала от постоянного взаимодействия с пластиком. Но терпение и труд здесь сработали. Мощности протеза более чем хватает, чтобы перенести сумку с вещами или пакет с продуктами.
— Существуют ли сегодня возможности делать такие протезы, которые не просто компенсируют утраченные функции, а еще и дают дополнительные возможности?
— В российском производстве я таких протезов рук не знаю. Но техника довольно быстро и споро идет вперед. Есть известный случай, когда спортсмену с ампутированными ногами и протезами ног запретили соревноваться со здоровыми спортсменами. За счет этих своих металлических пружин и прочего он просто превосходил их показатели.
Я очень жду и надеюсь, что подобные вещи случатся и с протезами рук.
В Советском Союзе инвалидов не было. То есть, они, конечно же, были, но существовали при этом фактически в параллельной реальности, словно в «слепом пятне» общества. Это, конечно же, привело к тому, что российские города оказались практически не приспособленными для инвалидов. Наши улицы и дворы строились в расчете на сильных и здоровых людей, которым ничего не стоит подняться по ступенькам или перешагнуть через бордюр. Это была концепция, и она работала, пока государство могло себе ее позволить.
Сейчас концепция поменялась, инвалидов стараются по возможности включать в обычную жизнь. Но от советских времен нам досталось непростое наследие, полагает Алексей Транцев. И дело тут не только в доступной среде, но и в отношении людей к инвалидам. Здоровым людям сложно принять инвалидов как равных. Проблема состоит не только в том, что их обижают, считая ущербными. Многие, наоборот, начинают излишне хорошо и заботливо относиться к инвалидам. Это — обратная сторона той же медали: инвалидов редко признают равными себе.
Алексей Транцев рассказал о пятерке по иностранному языку, которую ему поставили в вузе не потому, что он старался учиться, а потому, что «он же инвалид».
Вторая проблема состоит в пассивности самих инвалидов. Они постепенно привыкают, что им не нужно куда-либо стремиться, чего-либо добиваться. Они же инвалиды. Им тяжело. Им и так все дадут. А стремиться к такой же жизни, как и у здоровых людей — зачем?
— Один человек справляется со своей инвалидностью, другой тихо спивается у себя дома. Есть ли какое-то принципиальное отличие в этих людях, и в чем оно заключается?
— Разница, естественно есть. Она заключается, с одной стороны, в поддержке окружающих. Если инвалидность врожденная, то многое зависит от воспитания человека — как близкие будут его встраивать в жизнь.
Я думаю, это также связано с характером человека, с его наклонностями. Есть же психотипы, экстраверты и интроверты. Кому-то просто хорошо дома в кругу нескольких человек, с редкими походами в кино и театр. А кому-то нужны турпоходы, поездки, множество других увлечений. На мой взгляд, люди второго типа, приобретая инвалидность, либо ломаются совсем в пух и прах, либо восстанавливаются куда лучше, если у них получается хотя бы постепенно возвращаться к нужному, интересному и важному для них образу жизни.
Самое главное, наверное, —любимая деятельность. Когда я получил инвалидность, мне очень трудно было надевать без рук носки. Есть специальные устройства для их надевания, но это все равно достаточно сложно делать. И я помню, что месяцев через 5 после последней операции я сидел и просто тренировался — минут по сорок надевал эти два носка. Я полагаю, что если бы я учился этому просто для того, чтобы освоить данный навык, я бы довольно быстро это бросил.
Алексей Транцев говорил о равенстве здоровых людей и инвалидов, и о том, что это равенство достижимо. Вначале у него и его команды возник вопрос: как включать людей с различными нарушениями в обычную деятельность обычных людей? Например, в такую деятельность, как волонтерство.
«Мы стали искать, мы стали копать, — где в России есть эти практики по выстраиванию команд в мероприятиях, в которых человек на коляске спокойно сможет работать волонтером рядом с остальными ребятами, что ходят на своих ногах. Мы были на самых разных мероприятиях, конференциях в Москве и Питере, но мы не нашли этих технологий. Мы стали копать зарубежную литературу и поняли, что и оттуда не можем взять то, что помогло бы нам развить эти проекты. Этих технологий нет. И после этого мы стали придумывать сами».
Алексей Транцев со своей командой начали изобретать инклюзивные практики. И вскоре выяснилось, что инвалиды могут работать волонтерами. Выяснилось, что инвалиды-колясочники могут танцевать вальсы и полонезы. Эти танцы оказались доступны маломобильным группам, просто понадобилось приложить дополнительные усилия хореографов и изобрести профессию «водителя» (такие волонтеры слегка помогали колясочником вовремя поворачиваться в танце).
«Каждый месяц мы проводили крупное мероприятие в разных сферах, где, как считалось, инвалидам абсолютно нет места. И все получалось», - говорит Алексей Транцев. Сегодня он видит только одну сферу, в которую, наверное, не стоит привлекать инвалидов. Это волонтерство при чрезвычайных ситуациях, когда даже здоровые люди работают на пределе возможностей.
— Общество, где инвалиды и люди без инвалидности равны — это хорошая и правильная идея. Но, когда мы пытаемся ее реализовать, то понимаем, что инклюзия — это не только пандусы и безбарьерное пространство, но еще и отношение людей. Уже не первый год идут разговоры о введении инклюзивного обучения. Но, когда инвалиды пойдут в школы, другие дети наверняка станут их дразнить, смеяться над ними. Как быть с этим?
— Привыкать к инклюзии, конечно, лучше с детства. Я — сторонник инклюзивного образования. Понятно, что дети, коллектив — это еще и острые психологические моменты. Но, как показывает практика, над своим одноклассником в инвалидной коляске дети смеются намного меньше, чем над тем, например, у кого рыжие волосы. Просто это многими воспринимается как неприличное поведение.
Большого исследования по этому поводу в России я, честно говоря, не встречал. Тут есть самые разные моменты. Например, многие родители детей без инвалидности не хотели бы, чтобы их дети учились вместе с инвалидами. И я могу понять это мнение, особенно если у ребенка с инвалидностью наблюдается легкая ментальная форма нарушений. Родители здоровых детей опасаются, что из-за этого весь класс будет учиться медленнее и не успевать с программой. Но современные технологии инклюзивного образования, которые включают в себя и тьютерство, и работу психологов, позволяют нивелировать такой вред для образовательной программы.
«Уникальный бонус любого инклюзивного проекта — это то, что он возвращает человеку его ответственность, его отношение к самому себе как к человеку и как к личности», — отмечает Алексей Транцев.
Перестать сосредотачиваться на том, что ты инвалид. Вспомнить, что ты прежде всего человек. Перестать жалеть себя и ждать подобной жалости от других. Начать доказывать людям, что ты ничем не хуже, что ты многое можешь.
Алексей Транцев путешествует по стране и учит инвалидов, как перейти из мира, где им всегда должны, в мир, где приходится брать на себя ответственность. Такой обмен даже звучит как невыгодная сделка. Инклюзивность тяжело дается и обычным людям, и инвалидам. Хорошо, что есть люди, подобные Алексей Транцеву, которые на собственном примере показывают, как выглядит на практике эта самая инклюзивность.
Фото автора