Томас Янчаускас. Опыт реконструкции
Журналист
Журналист
Антон Инюшев

Военно-исторический фестиваль «Марсово поле» появился в нашем регионе в значительной степени благодаря инициативам одного конкретного человека — историка и реконструктора Томаса Янчаускаса. В своем интервью он рассказывает о том, как зародился фестиваль «Марсово поле», легко ли жить в России с прибалтийской фамилией и мечтают ли реконструкторы о гречневой каше.



Истоки


— Расскажите немного о себе: где родились, где учились, когда решили стать реконструктором?

— Томас Янчаускас, родился 7 мая 1984 г. в Пензе. Отец у меня из Литвы, мама пензячка. Жил все время в Пензе, но и в Литву приезжал каждый год — у меня там много родственников. Учился в школе №2, в Лицее современных технологий управления.

— Тяжело ли было учиться в российской школе с Вашей фамилией?

— Сначала было трудно, потому что людям тяжело было выговаривать «Янчаускас». Потом это превратилось в «фишку», потому что никого другого так не зовут. Учителя, конечно, постоянно коверкали фамилию. Интересно, что чем более человек развит в плане интеллекта, тем легче он запоминает мою фамилию. Я это стабильно отмечаю, мой дальнейший опыт общения подтвердил это наблюдение.

После школы я окончил исторический факультет нашего педуниверситета (в 2007 г.). Закончил аспирантуру под руководством нашего замечательного пензенского историка Сергея Белоусова. После этого все время работал в сфере туризма, занимался студенческим обменом.

Увлекаться военной историей я начал, наверное, в 4 или 5 лет, после того, как бабушка купила мне книжку Лермонтова «Бородино». Там были очень красивые картинки — шикарные иллюстрации с русскими генералами, сражениями.

Кроме того, моя бабушка пережила войну и много мне про это рассказывала: как была оккупация, как воевали с немцами. Сама он, будучи человеком простым, рабочим, всегда увлекалась военной историей: часто водила меня к памятникам павшим в Великой Отечественной войне, в разные музеи — поощряла все это.

А у моей мамы всегда был очень хороший вкус. Она увлекалась историей и культурой 19 века. И я помню, когда мне было 5-6 лет, она меня водила в Пензенскую картинную галерею. Там, где были нарисованы девочки с фруктами и натюрморты, она меня проводила мимо, а туда, где были портреты гусар, наоборот, подводила поближе: «Смотри — портрет гусара, портрет офицера кавалергардского полка. Вот это кирасир, это — драгун. Смотри, как хорошо, как красиво это выглядит». Она прививала мне вкус ко всему этому.

Я помню, когда мне было 8 лет, она купила мне книгу Владимира Трубецкого, участника Первой Мировой войны, — «Записки кирасира». Я был под диким впечатлением от нее, насколько это все классно: культура русской армии, быт, песни русской армии, как служила кавалерия, как люди попадали в гвардию. Я был в восторге от этого юмора, от этого шарма. В военную историю люди попадают благодаря таким книгам.

— Давайте уточним. Я тоже в детстве читал книги про Бородино, тоже любовался картинками. Но я, тем не менее, не стал реконструктором. То, что Вы рассказали, объясняет, почему Вы стали историком. Но почему стали еще и реконструктором?

— В начале 90-х годов люди начали слушать Игоря Талькова, начали петь казачьи песни, началось возрождение казачества. В стране была популярная Белая Гвардия, русская армия. Кроме того, в России в 1988 г. появилась реконструкция, а к 1992 г. она набрала огромные обороты. В сентябре 1992 г. в Бородино отмечался 180-летний юбилей знаменитого сражения.

Был грандиозный фестиваль, куда съехались люди из разных стран. И, конечно, об этом было огромное количество репортажей: на радио, в газетах и журналах. Была замечательная передача «До 16 и старше», программа «600 секунд» Невзорова. Там показывали множество репортажей о реконструкторах.

Я помню, что был в диком восторге, когда посмотрел передачу «До 16 и старше», где показали детей моего возраста, которые были в мундирах. Когда я видел это все, то дико завидовал, думал: «Почему же у меня отец не реконструктор? Я бы тоже мог быть в этом возрасте на Бородино в мундире и кивере». Еще там показывали оловянных солдатиков, которых в стране у нас не было. Игрушки, я помню, у нас были очень плохие — обычные советские солдатики, и все. А по телевизору показывали шикарные диарамы, необычных солдатиков, оружие, форму. Все это мне очень нравилось.

Мне постоянно хотелось попасть в реконструкцию. Но в Пензе у нас ничего такого не было. В 1995 г. я вступил в Пензенский казачий генерала Слепцова кадетский корпус. Там ребят одевали в казачью форму образца начала ХХ века. Мы ходили маршами, делали марш-броски, учили всякие военные науки. Но реконструкцией там никто не занимался, это была скорее общеобразовательная школа с военным уклоном.



В 2001 г . я в очередной раз поехал в Литву. И там, в центральном военном музее Литвы я познакомился с местным военно-историческим клубом. Они занимались реконструкцией артиллерии Великого княжества Литовского начала XIX в., времен Наполеоновского нашествия. Они меня пригласили к себе.

На один из фестивалей к нам приехали ребята из Москвы, из клуба «Литовский уланский полк» по руководством Сергея Григорьевича Улановича. А Уланович — это человек, который создал реконструкцию кавалерии в России.
Мы познакомились, подружились. С одним из его уланов подрались на дуэли.

— Дуэль была реконструкторской?

— Да, реконструкторской. Но кровь была настоящая. Мне разрубили шею, было очень интересно. Потом я приехал к Улановичу в Москву в гости. Мы еще пообщались, и через некоторое время я решил вступить к нему в клуб.

Расстояние между Москвой и Пензой большое, и общаться раньше было тяжело. Это только телефон или личный контакт, интернета тогда особо не было.

Зарплаты тогда были маленькие, ездить в Москву было тяжело. Например, для того, чтобы пошить мундир, нужно сделать 3 примерки. Мастер живет только в Москве, в Московской области. В Пензе ни одного мастера не было (да, практически, как и сейчас). Пошить мундир нереально сложно: это надо 10 мундиров испортить и выкинуть, чтобы один сшить нормально. И это — для мастерицы, которая занимается подобным шитьем уже 25 лет.



Постепенно к нам стали приходить хорошие ребята. Мы стали их обшивать, искать возможности и способы, как сделать это массово, быстро и недорого. Некоторые мастера в Пензе научились что-то шить. Какое-то снаряжение из кожи мы сами научились изготовлять. И, в общем-то, у нас начало получаться.

Музей


Очень больших усилий нам стоило найти помещение. Когда мы решили создавать музей, нам выделили помещение в Доме молодежи. И в 2014 г. мы открыли музей русской армии.

— Когда Вы вообще решили создать этот музей?

— После визита в Париж, в музей Лейб-гвардии казачьего Его Величества полка. Это единственный полковой музей, преемственность которого не прерывалась с 1917 г.

— А как музей казачьего полка оказался в Париже?

— С белой эмиграцией. Когда Гражданская война закончилась, многие музеи вывозились за границу. Белогвардейцы, остатки русской армии вывозили их, потому что в России их ждало уничтожение как чуждых рабочему классу элементов. Эрмитаж и его огромная коллекция — это, на самом деле, очень маленькая часть былого богатства. Значительное количество ценностей оказались за рубежом.

Объединение людей вокруг музея Лейб-гвардии казачьего полка оказалось настолько сильным, что они сохранили музей до сих пор. Трехэтажный особняк под Парижем работает и сейчас.

Когда я его посетил, у меня появилось желание, чтобы и у нас был такой музей. И чтобы это был не только музей, где люди приходят, смотрят и уходят. У казаков музей другой. Когда праздники, там их и отмечают. Когда нужно собраться — собираются и обсуждают свои дела. На Пасху и полковые праздники люди тоже там собираются. То есть, это центр, центр культуры и военной истории.

— Насколько я помню, изначально музей располагался в другом здании.

— Да, на ул. Куйбышева, 34. Там не было ни охраны, ни электричества, ни отопления. Мы открыли там музей, а через месяц это здание снесли. Как раз перед этим мы успели все вынести и переехать в Дом молодежи.
Сейчас у нас достаточно неплохие условия Тут мы занимаемся, общаемся. Тут работает клуб. В клубе - 10 человек, от 14 до 50 лет.

— Много ли у музея посетителей?

— Да почти каждый день люди приходят. А в марте, например, за один день к нам пришло 3000 человек. В Доме молодежи проводился фестиваль «Витамин науки», и к нам люди массово заходили. Даже стекло здесь разбили.

Продолжение следует…
Источник фото: фото автора

Похожие статьи