Россия и рынок: серебряная свадьба
С начала официально объявленной приватизации в России незаметно прошло четверть века. Правда, никаких торжеств по этому поводу отмечено не было. Конечно, и времени много утекло, и эпоха оказалась окрашена в серые тона, и имена политиков тех лет по большей части одиозны. Но это история, от которой никуда не деться.
И так совпало, что у нас на подходе еще одна столь же круглая дата: 24 октября 1991 года главой администрации Пензенской области указом президента России Бориса Ельцина был назначен Александр Кондратьев. К слову об эпохе — для руководителя такого ранга фигура Александра Андреевича, руководившего на тот момент областным Управлением бытового обслуживания населения, подходила слабо.
На это упирали и депутаты облсовета, так и не утвердившие Кондратьева в должности за полтора года его правления. Но позиция как Кремля, так и местных, сплошь «красных», законодателей объяснялась другим: из всех руководителей областного масштаба Кондратьев на тот момент оказался единственным последователем идеи радикальных перемен в экономике. Потому и был назначен, и является олицетворением начала «демократических преобразований» в регионе, переживавшем сложнейшую экономическую ситуацию, спад производства и социальную напряженность. Впрочем, где было иначе?
Сегодня писать том, что происходило тогда по всей России и в Пензе в частности — дело неблагодарное и трудоемкое. В те годы идеология, руководители, институты власти, партии, фонды, ценные бумаги и сами цены возникали и менялись так быстро, что даже маститым социологам и экономистам, трудившимся в эпоху стремительной капитализации, трудно было с прагматической точки зрения оценить происходящее. А что говорить о простых обывателях, которым в 1992 году зампред правительства России по экономике и идеолог приватизации Анатолий Чубайс заявил, что ваучер равен стоимости двух «Волг», а в реальности они смогли приобрести на свой приватизационный чек, грубо говоря, по две бутылки водки?
Собственно, процесс приватизации, как стержня экономического реформирования, в России официально был запущен 3 июля 1991 года законом Верховного совета РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий», предусматривающим выкуп предприятий у государства и их преобразование в акционерные общества, и последующими указами президента, требующих ускорения процесса. Вопрос в том, что шел он ни шатко, ни валко, и затрагивал в основном сферу бытовых услуг. Пенза, кстати, яркое тому подтверждение — первыми здесь начали акционироваться разнообразные Дома быта, фотоателье, парикмахерские, гостиницы, торговые и общепитовские предприятия и прочая «мелочь».
С той точки зрения и назначение Почетного работника бытового обслуживания населения на пост областного главы было вполне объяснимо. Но главная часть пирога — целые отрасли, крупные заводы, фабрики, месторождения, перерабатывающие комбинаты и СМИ — оставалась в руках государства и теряли эффективность. Способ перехода к рыночной экономике, предусматривающий постепенную коммерциализацию существующих объектов и создание новых частных предприятий, себя не оправдывал. Процесс создания в России «мощного класса собственников» — это официально превозносилось главной целью реформ — затормозился.
К тому же «эволюционный» путь, провозглашенный вышеупомянутым актом Верховного Совета, имел продолжение в виде проекта закона «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР», предусматривающего открытие на каждого гражданина в госбанке именного приватизационного счета, гарантирующего владельцу право на долю в безвозмездно распределяемой государственной и муниципальной собственности. Видимо, в мозгу законотворцев рисовался некий аналог норвежской природной ренты.
Дальнейшие события оцениваются по-разному. Кто-то называет это компрадорским заговором, кто-то — единственно верной в то время радикальной мерой. Согласно теории заговора, во время летних каникул депутатов Верховного Совета президент Ельцин подмахнул подсунутый ему Чубайсом Указ «О введении в действие системы приватизационных чеков в РФ», отменяющий «именную» приватизацию. Сам по себе указ ознаменовал начало последнего, революционного, акта национализации.
Быстрого, безболезненного и эффективного с точки зрения реформаторов, выступивших в роли хирургов, справедливо решивших, что лучше ампутация, чем гангрена. Потому что процесс длился менее двух лет, сам по себе не вызвал никаких социальных потрясений и способствовал таки появлению класса крупных собственников. Ну, и наемных работников соответственно.
Так или иначе, с 1 октября 1992 года по июль 1994 года по России шагала ваучерная приватизация. Продаже за ваучеры подлежали основные фонды 35 процентов государственных предприятий, оцененные в 1,5 триллиона рублей. Исходя из этой суммы, было напечатано порядка 150 млн. приватизационных чеков — на каждого гражданина России, включая грудных детей. Означенный на чеках номинал в 10 тысяч рублей никак не влиял на их реальную стоимость, а лишь определял право купить акции того или иного предприятия.
Википедия пишет: «Цена ваучеров стремительно падала, упав до 3 — 4 тысяч рублей к маю 1993 года». Некорректно было бы приводить эти цифры вне контекста, а он таков: согласно данным Облкомстата, средняя зарплата в Пензенской области в упомянутом году составила 30,5 тыс. рублей, причем за один этот год продовольствие подорожало в 9,8 раза, а платные услуги — в 19,1 раза. Стоимость доллара давно перешагнула 200-рублевую отметку, а килограмм мяса на Центральном рынке продавали за тысячу рублей. Иными совами, вопреки логике, в то время как цены на все и вся стремительно росли, цена ваучера, пусть номинально, но определявшая стоимость государственных активов, столь же стремительно падала.
К тому же, один ваучер сам по себе ничего не стоил, и собственное дело на него, вопреки утверждениям реформаторов, открыть было невозможно, так же, как сегодня встретить человека, живущего на дивиденды от одного-единственного, пусть даже удачно вложенного чека. Кроме того, наблюдательные граждане подметили еще один странный, на их взгляд, момент: цена ваучеров, реализуемых оптом, значительно превышала их розничную стоимость.
По сути, простым обывателям, которых никак не подготовили к столь масштабной операции, оставалось лишь три пути получения своей доли в пироге: обменять ваучер на акции собственного предприятия (что рисовалось оптимальным вариантом), передать его в чековый инвестиционный фонд опять же в обмен на акции, либо продать перекупщикам к чертовой бабушке. Не знаю, как в остальной России, а в Пензе работники промышленных и сельхозпредприятий, обменявшие свои ваучеры на акции и паи свои хозяйств, в большинстве своем стали заложниками, так называемых, «красных директоров», административными и финансовыми методами вынуждавших продавать людей свои активы за бесценок, и ставших (правда, ненадолго) собственниками своих АО. Не повезло и вкладчикам разнообразных МММ-Инвестов и Альфа-Капиталов, широко раскинувших щупальца по Пензе: их чеки сгинули в горниле экономической революции. Третьим, дай бог, хватило денег на незапланированную семейным бюджетом покупку.
Сегодня исследователи единодушно отмечают, что аккумуляция огромных пакетов приватизационных чеков в ЧИФах (которые для того и создавались), искусственное занижение цены ваучеров и приобретаемых на них акций являло собой благоприятное поле для спекулятивной игры, массовой скупки ценных бумаг финансовыми махинаторами, банками и крупными частными компаниями. Которые вступили в ту увлекательную игру на заключительном ее этапе, ко времени проведения преимущественно закрытых чековых аукционов, где с молотка уходили самые лакомые куски государственной экономики. Так или иначе, реформаторы справились со своей задачей: с помощью ваучеров была приватизирована почти половина российской промышленности, в стране народился класс собственников, а остальное население наконец-то уяснило, что такое рынок в национальном исполнении.
Конечно, сегодня можно задаваться бесконечными вопросами: можно ли было обойтись без этого? А нельзя ли было сделать процесс более цивилизованным? Можно продолжать рвать волосы и сетовать на то, что в 1993 году бюджет России получил от приватизации всего 90 млн. американских долларов, а «Уралмаш», например, ушел по стоимости колбасного завода в Швейцарии. Но если рассматривать проблему, как говорится, с точки зрения вечности, то произошло банальное вхождение России в рынок. Или, если хотите, рынка в Россию. Не очень красивое, не очень честное по отношению к населению страны. Но в первый раз всегда больно.